Маршалы Сталина
Шрифт:
Ворошилов:Зачем же Вы его поставили?
Куйбышев:Почему мы его назначили? Я заверяю, товарищ народный комиссар, что лучшего мы не нашли. У нас командует Азербайджанской дивизией майор. Он до этого не командовал ни полком, ни батальоном и в течение последних шести лет являлся преподавателем училища.
На вопрос с места, куда же девались командиры, командующий Закавказским ВО грустно пошутил: «Все остальные переведены в ведомство Наркомвнудела без занятия определенных должностей». И, продолжая свое выступление, заявил: «Откуда может быть хороший командир Грузинской дивизии Дзабахидзе, который до этого в течение двух лег
Буденный:За год можно подучить…
Что тут добавить? Только рассказать о реакции нашего будущего противника. Она была закономерной. В апреле 1938 г. военный атташе Германии в СССР генерал Э. Кестринг сообщал в Берлин: «Благодаря ликвидации большого числа высших офицеров, совершенствовавших свое искусство десятилетиями практики и теоретических занятий, Красная Армия парализована в своих оперативных возможностях… армия не представляет существенный фактор обороны». А по свидетельству начальника штаба верховного главнокомандования германскими вооруженными силами В. Кейтеля, Гитлер вообще «постоянно исходил из того, что… Сталин уничтожил в 1937 г. весь первый эшелон высших военачальников, а способных умов среди пришедших на их место пока нет».
Советские же руководители — словно шоры одели на глаза. Официальная пропаганда твердила, что, «очистившись от врагов», Красная Армия стала еще сильнее. Шапкозакидательские настроения подогревались утверждениями, что на любые происки врага РККА ответит сокрушительным ударом, будет воевать малой кровью и на чужой территории.
Цену такой страусиной политики показала «зимняя война» с Финляндией в ноябре 1939 — марте 1940 гг. Несмотря на значительное превосходство в силах, легкой прогулки не получилось, победа досталась с большим трудом. Весь мир увидел низкую боевую готовность Красной Армии. И во многом в этом был повинен нарком обороны.
«Должен сказать, что ни я — нарком обороны, ни Генштаб, ни командование Ленинградского ВО вначале совершенно не представляли себе всех особенностей и трудностей, связанных с этой войной», — каялся Ворошилов на специально созванном заседании Главного военного совета.
Сталин, наконец, понял, куда может завести армию такой «профессионал». Как вспоминал маршал Жуков, вождь, говоря с ним весной 1940 г., раздраженно отозвался о Ворошилове: «Хвастался, заверял, утверждал, что на удар ответим тройным ударом. Все хорошо, все в порядке, все готово, товарищ Сталин, а оказалось…»
Ситуацией попытался воспользоваться Мехлис. На пленуме ЦК ВКП(б) 28 марта 1940 г., заслушавшем доклад наркома обороны, начальник Политуправления заявил: «Ворошилов так просто не может уйти со своего поста, его надо строжайше наказать». Но даже своему давнему любимцу Сталин не позволил очень уж сильно замахнуться на провалившегося наркома, хотя с должности его и снял. Новым наркомом назначили маршала С. К. Тимошенко.
Вождь, провозгласивший, как известно, тезис — «Кадры решают все!», не мог не понимать прямой связи репрессий и низкой подготовки командно-начальствующего состава. Но и признать, что своими руками и руками своих присных погубил цвет армии, тоже не мог. На совещании начальствующего состава, созванном ЦК в апреле 1940 г. специально для обсуждения опыта боевых действий против Финляндии, внимающим ему он бросил «кость», объяснив, что нашему командному составу «помешали, по-моему, культ традиции и опыта гражданской войны». Он призвал «расклевать культ преклонения перед опытом гражданской войны», преодолеть засилье ее участников, «которые не могут дать ходу молодым кадрам».
А ведь никакого «засилья» уже и в помине не было, подавляющая часть кадров навсегда перешла в «ведомство Наркомвнудела без
Как вспоминал Хрущев, однажды, когда диктатор обрушился на Ворошилова с обвинениями, «тот тоже вскипел, покраснел, поднялся и в ответ на критику Сталина бросил ему обвинение: «Ты виноват в этом. Ты истребил военные кадры». Сталин тоже ответил. Тогда Ворошилов схватил тарелку, на которой лежал отварной поросенок, и ударил ею об стол».
Однако вспомним: милые бранятся — только тешатся. Ворошилов, утратив пост наркома обороны, остался председателем Главного военного совета, а вскоре стал заместителем главы правительства. Наказали, ничего не скажешь.
В год начала Великой Отечественной войны Ворошилову исполнилось 60 лет. Это, разумеется, был уже не тот лихой Клим, что умел и на коне прогарцевать, и за балетной примой приударить. Испытания предвоенных лет, постоянные моральные тупики, в которые его загонял Сталин, не могли пройти даром. Тем не менее, с политической арены он и не думал сходить, хотя былым влиянием уже не пользовался. Он вошел в состав высшего органа стратегического руководства Вооруженными Силами — Ставки Главного Командования, которая была создана 23 июня 1941 г. (преобразована 8 августа в Ставку ВГК), а 30 июня стал членом высшего чрезвычайного органа власти в стране — Государственного Комитета Обороны СССР (ГКО).
Сталин, разочарованный крупными неудачами своих выдвиженцев генералов Д. Г. Павлова и М. П. Кирпоноса — командующих Западным и Юго-Западным фронтами, которым довелось первыми повести военные действия, решил направить им в помощь маститых военачальников. Вслед за маршалами Шапошниковым и Куликом на Западный фронт 27 июня 1941 г. направился Ворошилов. Прибыв в Могилев, где располагался штаб фронта, Климент Ефремович убедился, что Павлов и его штаб пока не в состоянии разобраться в обстановке и потеряли управление войсками. Но какую помощь был способен оказать им высокий московский гость, и сам-то не слишком разбиравшийся в особенностях современной маневренной войны?
Позднее маршал, вспоминая об этом первом выезде на фронт, писал: «Моя поездка явилась кратковременной — с 27 июня по 1 июля 1941 г., — но она была настолько тяжелой и напряженной, что стоила мне, по всей вероятности, многих лет жизни». Наверное, так оно и было.
Пользуясь своими полномочиями члена Ставки, маршал смог лишь информировать Москву о том немногом, что знал сам, да непрерывно запрашивал помощь техникой и маршевыми пополнениями. Это вызывало лишь раздражение, поскольку Ворошилова послали в Белоруссию как раз для выявления возможностей отпора немцам на месте. Между тем войска фронта отступали, уже 28 июня пал Минск. Чашу сталинского терпения переполнил доклад в ночь на 1 июля о прорыве немцев на восточный берег Березины и возможности захвата ими плацдарма на Днепре. В ответ на очередную просьбу выделить резервы Сталин приказал Ворошилову возвращаться в Москву.
Здесь уже искали новые, более эффективные формы управления войсками. Учитывая, что протяженность советско-германского фронта за первые десять дней войны увеличилась вдвое — до 4 тыс. км, а это в свою очередь затрудняло взаимодействие между фронтами, было принято решение дополнительно к фронтовому командованию ввести главное командование на каждом из основных стратегических направлений: северо-западном, западном и юго-западном. В первую очередь они должны были координировать действия войск фронтов, входящих в направления, не допускать самовольный отход без разрешения высшего командования, а также поддерживать высокий боевой и моральный дух личного состава.