Марсианские войны (сборник)
Шрифт:
— Джон Картер, — отвечал он мне, — если вам и Дее Торис удастся когда-либо вырваться из рук тарков, то это произойдет во время нынешнего путешествия. Мы знаем, что вы не уйдете без нее. Вы доказали нам, что вы — великий боец, и мы не хотим заковывать вас оттого, что мы можем удержать вас обоих куда более легким путем, более верным и более безопасным. Я сказал.
Я понял, что его рассуждения вполне правильны, и знал, что бесполезно разубеждать его, но я только попросил, чтобы ключ от замка был не у Саркойи, и чтобы ей было приказано в будущем оставлять пленницу одну.
— Вы, Тарс Таркас, можете сделать это для меня оттого, что я чувствую к вам искреннюю дружбу.
—
— Если только вы не согласитесь, чтобы я взял ответственность на себя, — сказал я, смеясь.
Раньше, чем ответить, он поглядел на меня пристально и долго.
— Если вы дадите мне слово, что ни вы, ни Дея Торис не станете пытаться бежать раньше, чем мы благополучно доберемся до владений Тал Хаджуса, я отдам вам ключ, а цепь брошу в реку Исс.
— Пусть лучше ключ останется у вас, Тарс Таркас, — отвечал я.
Он улыбнулся и не сказал в ответ ни слова, но в эту же ночь я видел, как он собственноручно освободил Дею Торис от оков.
При всей его холодности и жестокости в Тарс Таркасе было, казалось, и нечто другое, какое-то чувство, которое он неустанно силился подавить в себе. Быть может, это был некий человеческий инстинкт, скрытый глубоко в его душе, но терзающий его мыслью об ужасных путях его народа!
Когда я подошел к повозке Деи Торис, я прошел мимо Саркойи, и черный, злобный взгляд, который она кинула на меня, был сладчайшим бальзамом для меня на много часов. Боже, как она меня ненавидела! Ее взгляд, будь он мечом, пронзил бы меня насмерть!
Немного спустя я увидел, что она беседует с воином по имени Цад, невысоким, плотным и здоровенным грубияном, который, однако, еще не убил ни одного из своих вождей и был поэтому смад, т. е. мужчиной с одним именем; второе имя он мог получить только приобретя оружие какого-либо вождя. Таков обычай, который награждал меня именами вождей, павшим от моей руки, и в самом деле, многие воины называли меня Дотор Соджет — комбинированное прозвище из имен двух вождей, которых я убил в равном бою.
Пока Саркойя говорила, он кидал на меня быстрые взгляды, а она в это время, казалось уговаривала его что-то сделать. Тогда я обратил на это мало внимания, но на следующий день получил повод вспомнить это обстоятельство и, вместе с тем, понял глубину ненависти Саркойи и то, до чего она может дойти в своем желании отомстить мне.
Дея Торис в этот вечер не хотела видеть меня, и когда я назвал ее по имени, она даже не обернулась ко мне, не сказала ни слова, а сделала вид, будто не знает о моем существовании. В отчаяньи я поступил так же, как поступило бы большинство влюбленных: я попытался заговорить о ней с кем-нибудь из ее близких. В то мгновение это была Сола, которую я увидел в другой части лагеря.
— Что случилось с Деей Торис? — торопливо спросил я ее. — Отчего она не хочет говорить со мной?
Сола и сама, казалось, была в замешательстве, как будто бы странные поступки двух человеческих существ были недоступны ее пониманию, и так оно в действительности и было.
— Она говорит, что вы рассердили ее, и больше она ничего не хочет сказать, кроме разве того, что она дочь джеддака, и что ее унизило существо, недостойное чистить зубы у соража ее бабки.
Я помолчал несколько мгновений, потом спросил:
— Кто такой сораж, Сола?
— Небольшой зверек, величиной примерно с мою руку, с которым любят иногда играть красные марсианки, — объяснила Сола.
Недостоин чистить зубы у кошки ее бабки! Я подумал, что стою довольно низко во мнении Деи Торис! Но потом
На следующий день мы рано пустились в путь и за весь день до самого наступления темноты сделали только один привал. Однообразие нашего путешествия нарушили два события. Около полудня мы заметили по правую руку от нас нечто очень похожее на инкубатор, и Лоркас Птомель послал Тарс Таркаса обследовать его. Последний взял с собой дюжину воинов, в том числе и меня, и мы понеслись через лежавший бархатистым ковром мох к небольшой загородке.
Это действительно был инкубатор, но яйца в нем были очень малы по сравнению с теми, которые я видел при моем прибытии на Марс. Тарс Таркас внимательно оглядел загородку, потом заявил, что они принадлежат зеленым людям варуна и что цемент стены едва высох.
— Их отделяет от нас не более одного дня пути, — воскликнул он, и воинственный пыл отразился на его свирепом лице.
В инкубаторе дела было немного. Воины быстро пробили брешь в стене и несколько человек, проникнув внутрь, поразбивали все яйца своими короткими мечами.
Потом мы снова сели верхом и присоединились к нашему каравану. Пока мы ехали обратно, я улучил мгновение и спросил Тарс Таркаса, были ли эти варуны, чьи яйца мы разбили, меньших размеров, нежели его тарки.
— Дело в том, что их яйца много меньше, нежели те, которые я видел в вашем инкубаторе, — добавил я.
Он объяснил мне, что яйца были только что принесены сюда.
Как и все яйца зеленых марсиан, они растут в течение пятилетнего инкубационного периода, пока не достигнут размеров тех яиц, которые я видел в день моего прибытия на Марс.
Мне было интересно узнать это оттого, что я никак не мог понять, каким образом зеленые марсианки могут при своих размерах производить на свет огромные яйца, вроде тех, из которых при мне выходили четырехфунтовые младенцы. Оказывается, только что снесенное яйцо размером лишь немного больше гусиного, и пока оно не начало расти, будучи подставленным под солнечные лучи, для вождей не составляет труда сразу перенести несколько сот яиц из крытых складов в инкубатор.