Мартин Борман: «серый кардинал» III рейха
Шрифт:
В глазах церкви Альфред Розенберг являл собой антихриста во плоти. Лишь немногие отцы церкви знали, что к жестким мерам по отношению к религии его принуждает не столь известный широким массам Борман. Очередное письмо Бормана Розенбергу (от 22 февраля 1940 года) не оставило бы у священников, попади оно к ним в руки, никаких сомнений по поводу того, кто же являлся их самым опасным оппонентом. В разделе «Инструкция о религиозном образовании в школах» Борман поясняет, почему следует отвергнуть компромисс с христианским вероучением и какой тактики надлежит придерживаться, чтобы разгромить церковь. Причиной для составления инструкции стало появление слухов о совместной работе Розенберга и епископа Мюллера над программой религиозного образования в школах.
Нет необходимости говорить, что за долговременными проблемами Борман не забывал о текущих делах, не упуская случая доставить неприятности церкви. Альберт Шпеер, возглавлявший
Гитлер все откладывал начало наступления на Западном фронте, и конец 1939 года и первый квартал следующего Борман почти непрерывно разъезжал с ним на поезде между Мюнхеном, Берлином и Оберзальцбергом. На Рождество они посетили войска Западного фронта, где и отметили праздник при свечах и с рождественской елкой — то есть, по сути, почтили основателя преследуемой ими религии в соответствии с христианскими же традициями.
В первые, относительно спокойные, месяцы 1940 года Борман вновь занялся вопросами, связанными с христианской верой и церковью. Гитлер, дав вермахту все необходимые указания, мог больше времени уделить партии. Приглашая лидеров НСДАП на полуофициальные обеды (гостей угощали яствами из лучших ресторанов), фюрер поручал каждому конкретную задачу. Он, наконец, позволил партийному суду продолжить дело против Штрайхера. Розенберг, мечтавший после войны возглавить «нацистское вероисповедание», получил задание разработать программу создания институтов для изучения особенностей и проблем национал-социализма. Лею выпало подготовить всеобъемлющую систему социального обеспечения людей пожилого возраста. Причем «соратники по [256] партии», не доверяя друг другу, предпочитали не откровенничать на эти темы между собой.
На одну из таких бесед, состоявшуюся в конце января 1940 года, были приглашены Гесс, Розенберг, Ламмерс и, конечно, Борман. Кто-то поведал историю о капитане торгового судна, который после долгого перерыва вновь оказался в Одессе и подивился, заметив, что в отличие от предыдущих посещений среди новых советских чиновников не было ни одного еврея. Гитлер предположил, что, если именно в этом состояла новая политика Советов, такая тенденция могла бы привести к ужасным погромам, и тогда Запад в конце концов обратился бы к нему с просьбой обеспечить защиту прав человека на Востоке. Собравшиеся сочли эту идею очень забавной, а особенно громкий взрыв хохота вызвала фраза хозяина о том, что в этом случае, избрав себя президентом лиги по защите евреев, исполнительным секретарем он назначил бы Розенберга. Продолжая беседу, Гитлер рассказал о выпущенном в Советском Союзе короткометражном фильме, критиковавшем влияние Ватикана в Польше, и попросил, если кому-то представится возможность, заполучить для него один экземпляр. С напускной суровостью Розенберг продекларировал: «Мы не позволим показывать у себя что-либо подобное о Ватикане». Громко рассмеявшись, Борман возразил: «Но тогда наиболее замечательные фильмы можно будет посмотреть только в России — обидно!»
Два примечательных события произошли в феврале 1940 года. 24 февраля Гитлер в сопровождении Бормана выехал в Мюнхен на празднование очередной годовщины основания партии. В зале пивной «Хофброхау» он произнес традиционную речь перед ветеранами, после чего в сопровождении приближенных перебрался в «Кафе Хека», где они в задушевной беседе вспоминали былые дни. Борман отметил [257] в дневнике: «Диспут между фюрером и Р. Г. о знахарях и гипнотизах». Сам Борман гипнотизерами не интересовался и даже не знал, как именно пишется это слово, зато Р. Г. (Рудольф Гесс) знал о них все. Он покровительствовал хиромантам, гомеопатам, народным лекарям, астрологам, ясновидцам и им подобным. Когда кому-либо из людей этой категории доставляли беспокойство бюрократы от партии, проповедовавшие примитивный реализм, они находили заступничество у Гесса. Рейхсляйтера НСДАП подобные пристрастия босса удивляли, но они замечательно ладили между собой, и Борман предпочитал не привлекать внимание Гитлера к этим странным увлечениям. Однако в самом фюрере реализм тоже уживался с суеверием, поэтому он не корил своего заместителя и с изрядной долей любопытства относился к паранормальным и оккультным наукам, хотя о своем интересе к этим областям предпочитал не распространяться перед широкой публикой.
На следующий день, уже сидя в поезде, увозившем их обратно в Берлин, Гитлер в разговоре с Борманом затронул тему суеверий, знахарства и отношения к ним высокопоставленных членов партии. Борман не был достойным собеседником в обсуждении такой проблемы, однако в его архиве имелось много свидетельств об эксцентричных пристрастиях членов НСДАП высокого ранга. Наиболее крупной фигурой в этом ряду был, конечно, Гиммлер, который клялся, что самую древнюю народную мудрость хранят потомственные пастухи и сборщицы лечебных трав. Так или иначе, Гесс после этого диспута отнюдь не впал в немилость, что подтвердилось два месяца спустя: в связи с днем рождения Гесса фюрер пригласил заместителя в свою берлинскую резиденцию, чтобы лично поздравить его в торжественной обстановке — особая честь по стандартам третьего рейха. [258]
За «жизненное пространство»
Весной 1940 года Борман счел необходимым повторить давнее распоряжение о взаимодействии партии и правительства (за истекшее с тех пор время некоторые руководители сменились, да и сама инструкция вроде бы устарела, и следовало вновь потребовать строгого исполнения изложенных в ней требований). Он вновь приказал осуществлять всякие официальные контакты с правительством не напрямую, а через бюро Гесса. Новизной отличался лишь пункт, строго запрещавший советоваться с каким-либо иным партийным органом по вопросам взаимодействия с правительством (сразу после учреждения бюро Гесса Борман не мог открыто заявить о подобных претензиях, ибо еще сильны были позиции давно существовавшего отдела Роберта Лея).
Этот указ помечен датой 9 мая 1940 года, но был подготовлен заранее. Цель — дезинформация, ибо в этот день Борман уже покинул Берлин. Из соображений секретности Гитлер и все приглашенные прибыли на загородную железнодорожную станцию, в депо которой заранее (и тоже тайно) был переведен специальный поезд фюрера. Следуя разработанному Борманом и одобренному Гитлером плану маскировки, поезд сначала двигался в сторону Гамбурга, но затем незаметно перешел на вспомогательную ветку и направился в Эйскирхен. Пункт назначения пассажирам [259] не объявляли — о нем знали лишь несколько человек, включая Бормана. На самой станции все указатели были сняты. Прямо с поезда всех пересадили в машины, и кортеж двинулся в «Фельзенест» («Гнездо среди скал») — новую полевую ставку фюрера: система бетонных бункеров, которым любая бомбежка была нипочем; зенитные батареи вокруг; на холме, в деревне Родерт (близ Мюнстерефеля) — казармы для солдат.
Лишь поздно вечером, узнав прогноз погоды, Гитлер приказал Борману передать в войска кодовое слово, объявлявшее о начале наступления на Западном фронте. Одновременно вступило в действие распоряжение Бормана, предписывавшее высшим чинам партии в отсутствие своего рейхсляйтера строго придерживаться установленного порядка работы. Следующие несколько недель Гитлеру было не до внутрипартийных дел; Борман же просто повсюду сопровождал хозяина, ничем особенно не занимаясь. Повидимому, именно поэтому он вернулся к дневнику лишь дней через двадцать и ограничился короткой записью о погоде в первые дни наступления.
Борман вновь приступил к активной деятельности, когда пришла пора создавать новую администрацию на захваченных территориях. Йозеф Тербовен, гауляйтер Эссена, был назначен комиссаром рейха в Норвегии; после капитуляции Голландии один из авторов идеи аншлюса Австрии — Артур Зейсс-Инкварт занял аналогичный пост в Нидерландах. 25 мая Борман провел совещание, на которое пригласил Зейсс-Инкварта, шефа полиции Гиммлера и Фрица Шмидт-Мюнстера, своего подчиненного из бюро Гесса. Для подобных встреч Мартин любил использовать термин «консультация», но на самом деле он просто отдавал распоряжения. Через месяц военные действия прекратились, поскольку было достигнуто соглашение о перемирии, и Борману выпал день его собственного [260] триумфа, когда он созвал партийных «военных спекулянтов», которые извлекли немалую выгоду из победы над Западом, на совещание в ставку «Черный лес». Кроме Зейсс-Инкварта и его штаба, были приглашены: гауляйтер Бадена Роберт Вагнер, ныне назначенный также проконсулом Эльзаса; новый гауляйтер Вены Бальдур фон Ширах; бывший гауляйтер Вены, вернувшийся теперь в свой родной округ Саар — Палатинат (расширенный за счет захвата Лотарингии), Йозеф Бюркель. Все эти перестановки Борман продумал в предыдущие недели, а фюрер незамедлительно подписал бумаги.