Мартовскіе дни 1917 года
Шрифт:
Воспроизведем в вид иллюстраціи довольно яркую сцену, описанную в мартовском дневник 17 г. ген. Болдыревым. В Псков 5 марта парад. Войска по "нелпому" распоряженію нач. гарнизона Ушакова выведены без оружія "в вид какой-то сборной команды". "В глазах рябило от красных ленточек и флагов с надписью: "Да здравствует Свободная Россія". На мст собралась огромная толпа. Настроеніе, как сообщили в штаб, "крайне тревожное". Надо было найти выход для скопившейся энергіи. И Болдырев своим зычным голосом, поздравив войска с переходом к новому государственному строю, крикнул: "Да здравствует Россія!" "Раздалось бшенное "ура"... Толпа ревла вмст с солдатами, чувствовалось, что... в этот момент толпу, опьяненную и взвинченную до послдняго предла, легко можно было бросить и на подвиг, и на преступленіе"... Посл "нскольких горячих слов" Болдырев заявил, что главнокомандующій будет удивлен, видя войска на парад "безоружными", и приказал разойтись по квартирам и прибыть вновь в "положенном уставом вид". Отвт — "громовое ура". Парад состоялся. Говорил Рузскій — "тихо, тепло, по-отечески". Его любили, и при отъзд ему была устроена овація и войсками, и народом, хотя "вензеля на его погонах с буквой Н как-то особенно коробили глаза среди моря революціонных знаков"... Русская армія неразрывно связана с мужицкой Русью. Никакой подготовленностью, никаким посторонним вліяніем и воздйствіем нельзя объяснить тот факт, что во всх резолюціях, принимавшихся на крестьянских собраніях в март, требовалось довести войну "до побднаго конца" и сохранить неприкосновенность территоріи. Если вліяніе большевиков в деревн было незначительно[370], то связи с партіей, выставившей на своем знамени "Земля и воля", были значительны. В партіи сильно было и циммервальдское теченіе. Очевидно, не крестьяне должны были приспособляться к своим политическим руководителям, а обратно. Не приходится поэтому поддерживать тезис, получившій извстную популярность в нкоторых русских
2. Побдоносная война.
Офиціальная версія происхожденія революціи, данная партійным оратором в Учредительном Собраніи, не может быть отнесена к числу концепцій исторических, ибо в значительной степени противорчит фактам. Не потому ли "вождь партіи" Чернов, вступив уже на стезю историческую и опредляя источники "рожденія февральской революціи", присоединился к другому объясненію: "ршающую роль в наступленіи революціи сыграла военная неудача, когда перед "общественным мнніем и народным сознаніем" вырисовался "фактическій проигрыш войны". Тогда "страна попробовала спастись революціей". Такая точка зрнія нсколько неожиданна, ибо коммунистическими писателями она всецло приписывалась "буржуазіи", которая пыталась революціонному перевороту придать характер "возмущенія военными неудачами Царя". В дйствительности это объясненіе почерпнуто из общественных переживаній боле ранняго времени — неудач 15 г. и первых разговоров о "дворцовом переворот" — психологіи, с нкоторым запозданіем переданной Родзянко в послреволюціонных воспоминаніях и реально не соотвтствовавшей личным его настроеніям перед революціей. Наканун революціи сознанія о "фактическом проигрыш войны" уже не могло быть, а тм боле убжденія, что "военная энергія арміи была уже как бы пулею на излет, безсильно отскакивающей от груди непріятеля". Продолжавшіеся разговоры о перспективах "сепаратнаго мира", как пытались мы показать, (см. мою книгу "Легенда о сепаратном мир") в значительной степени были агитаціонным политическим орудіем. Даже компромиссная концепція, которую в худшем случа допускал в середин 16 г. в. кн. Ник. Мих. — ни побдителей, ни побжденных, не ставилась уже в сознаніи оппозиціонной общественности: '"мы не хотим мира без побды" — заявлял ея лидер с кафедры Гос. Думы 15 февраля 17 г.; Милюков, по компетентному свидтельству Набокова, до революціи "глубоко врил в "побдный конец".
В дни революціи старая концепція была подновлена: переворот произошел во имя побдоноснаго окончанія войны[371] (Госуд. Дума вступила в борьбу с властью "ради побды" — гласило обращеніе моск. гор. Думы 28 февраля) и достиженія исторических задач, лежащих перед Россійской Имперіей. Руководящая идея революціи заключалась в побд над германским имперіализмом — утверждал Родзянко в московском Государственном Совщаніи. Наиболе ярким выразителем этих имперіалистических чаяній передовых слоев "буржуазіи" был, как извстно, сам лидер этой "цензовой" общественности и первый министр ин. д. революціоннаго правительства. Его рупором на ролях народнаго трибуна был депутат Родичев, со свойственным ему пафосом зажигавшій слушателей на митингах заманчивой перспективой будущаго величія Россіи. В первый момент революціи едва ли мог найтись среди политических дятелей такой оптимизм, который стал бы объяснять петербургскій солдатскій бунт и рабочую забастовку с призывами "долой войну!", "долой самодержавіе", осуществленіем отдаленных "національных" чаяній. Палеолог разсказывает, что 4-го Милюков постил послов (Франціи, Англіи и Италіи). Прежде чм начать формальный разговор, французскій посол попросил офиціальнаго гостя высказать свое откровенное сужденіе о положеніи вещей. В порыв искренности (так казалось послу) Милюков отвтил: "в теченіе 24 часов я переходил от полнаго отчаянія почти к полной увренности. Мы не хотли этой революціи перед лицом врага[372]. Я даже ее не предвидл: она совершилась помимо нас... Теперь дло идет о спасеніи Россіи, ведя войну до послдняго, до побды". Но Милюков ничего реальнаго не мог еще сказать послам — вдь в согласительную ночь вопрос о войн остался открытым. Палеолог был неудовлетворен: люди, которые пришли к власти, по его мннію, не имли ни опредленной точки зрнія, ни необходимой смлости в такой тревожный момент; надо в рядах Совта искать энергичных людей с иниціативой. Первый "манифест" новаго правительства по своему сдержанному тону о войн привел посла даже в негодованіе: хотя и была упомянута врность союзным обязательствам и общана война до побды, но ничего не было сказано о прусском милитаризм и о цлях союзников. Дантон и Гамбетта говорили по другому. Свое недовольство Палеолог тотчас же выразил министру ин. д., на что послдовал отвт: "предоставьте мн время", причем министр общал найти в ближайшій срок повод удовлетворить дипломатических представителей союзных держав.
Повод представился 11 марта, когда послы вручали в Маріинском дворц новому, признанному державами, правительству свои доврительныя грамоты. В отвтной рчи русскій министр сказал: "Временное Правительство, одушевленное тми же намреніями и проникнутое тм же пониманіем задач войны, как и союзные с нами народы, нын приносит для осуществленія этой задачи новыя силы. Великія идеи освобожденія народностей и созданія прочных международных отношеній — идеи, осуществленіе которых невозможно без ршительной борьбы, нын получают новую и твердую опору в идеалах русской демократіи. Два новых препятствія стоят на пути осуществленія этих идеалов. Одно заключается в тх стремленіях наших противников достигнуть мірового преобладанія за счет других народов, которыя явились главной причиной мірового конфликта. Мы вс сознаем громадную опасность этих стремленій и мы твердо ршились вмст с вами употребить вс силы и принести вс жертвы для окончательнаго устраненія их и для созданія условій прочнаго мира путем ршительной побды. Но было и другое препятствіе: это наш старый порядок, нын разрушенный. Государственная Дума и вся страна убдились, что при этом порядк, лишавшем нас всякой возможности организовать страну для ршительнаго національнаго усилія, побда нами достигнута быть не может. Это убжденіе сдлалось даже первым источником совершеннаго народом переворота. Могу вас уврить, что исход этого переворота не может противорчить его причин. Взгляните кругом — и вы увидите, что желанія ваши уже осуществились[373]. Рабочіе уже стоят у станков, порядок уже господствует на улицах — дисциплина возстанаdливается в войсках. И по мр того, как сглаживаются эти второстепенныя черты, сопровождающія всякую насильственную перемну, все ярче вырисовывается перед нами ея основная сущность. Вмсто старой власти сам народ стоит пред вами во всеоружіи своей силы. И эту силу он приносит для скорйшаго осуществленія тх великих задач, за которыя в теченіе двух с половиной лт мы вмст с вами боремся и несем несчетныя жертвы. Мы рады встртить с вашей стороны правильную оцнку нашей силы, удвоенной переворотом"... В тот же день на пріем иностранных журналистов Милюков высказался еще опредленне: "русская революція произведена была для того, чтобы устранить препятствія на пути Россіи к побд". Такая версія происхожденія революціи могла быть дана только потому, что в настроеніях, проявившихся в массах в первые дни, раздалась, как бы, созвучная ей нота. Но, конечно, это созвучіе было только вншним, посколько рчь идет о той формулировк національных задач, какую через 10 дней дал министр ин. д. Наканун партійнаго създа, 22 марта, в бесд с журналистами по поводу вступленія Соед. Штатов в войну, Милюков разъяснил смысл "побднаго конца" — тогда было сказано о жизненном значеніи для Россіи пріобртенія Константинополя и проливов, при чем министр отмтил, что этими претензіями русскіе "ничуть" не посягают на національныя права Турціи, и что никто не в прав бросить Россіи упрек в "захватных тенденціях" — обладаніе Царьградом всегда считалось національной задачей Россіи[375].
Интеллигентскія построенія, рожденныя в умах кабинетных теоретиков вн реальных условій жизни, всегда будут чужды психологіи народных масс. Трудно себ представить, что через 2 1/2 года изнурительной войны, всей своей тяжестью легшей на хребет трудового народа, могли бы найти хоть какой-либо отклик призывы к осуществленію таких весьма проблематичных и спорных "исконных національных задач", к числу которых слдует отнести "византійскую мечту"[376]. Народ, "несмотря на то, что ср, отлично понимает основы государственной мудрости" — утверждал на създ к. д. Н. Н. Щепкин, характеризуя настроенія солдат на Западном фронт. Вроятно, этот "народ" мог бы только присоединиться к словам Короленко, написанным в письм к другу 18 іюня 16 г.: "Я не вижу в войн ничего кром печальнйшей необходимости". Никакая идеологическая война никогда не будет воспринята и осознана в массах независимо от их культурнаго состоянія. Это значит, что побдный конец реалистично мог мыслиться в народном сознаніи только, как "замиреніе"[377], при условіи, что нмец будет прогнан с русской территоріи. Идеологическая война в т годы вообще была чужда психологіи демократіи — ея квалифицированным представителям из интеллигенціи. Отвлеченная концепція, вдохновлявшая, напр., старых народников Крапоткина и Чайковскаго, которые видли оправданіе міровому катаклизму в борьб двух культур — латинской, несущей міровой прогресс, и германской, знаменующей собой реакцію в Европ, не имла корней в революціонной сред. Среди видных представителей демократіи было немало таких, которые, будучи одинаково чуждыми циммервальдским настроеніям и толстовскому пацифизму и примыкая к позиціи "оборончества", стояли в сторон от психоза войны с его нездоровой атмосферой націоналистическаго задора — в их представленіи національные интересы Россіи властно требовали конца войны, поэтому Плеханов в концепцію идеологической
3. Вокруг совтскаго "манифеста".
"Безумным и преступным ребячеством звучит эта корявая прокламація: "...немедленное прекращеніе кровавой бойни", — записывает Гиппіус в дневник 9 марта по поводу одного выступленія большевиков... "В этом "немедля" только может быть или извращенное толстовство или неприкрытое преступленіе. Но вот что нужно и можно "немедля". Нужно, не медля ни дня, объявить именно от новаго русскаго нашего правительства русское новое военное "во имя"... Конкретно: необходима абсолютно ясная и твердая декларація насчет наших цлей войны". Что же надо сказать русскому народу? На это пытался отвтить такой психолог народной души и знаток народнаго быта, как Короленко, в стать "Отечество в опасности", напечатанной в газетах 15 марта.
Обращеніе писателя вызвано было воззваніем Времен. Правительства, написанным Набоковым, в котором недвусмысленно говорилось о "надвигающейся и уже близкой" опасности со стороны вншняго врага: ..."прислушайтесь! Назрвают и вскор могут наступить грозныя событія. Не дремлющій, еще сильный враг уже понял, что великій переворот, разрушившій старые порядки, внес временное замшательство в жизнь нашей родины. Он напрягает послднее усиліе, чтобы воспользоваться положеніем и нанести нам тяжкій удар. Он стягивает, что может, к нашему фронту. С наступленіем весны его многочисленный флот получит свободу дйствій и станет угрожать столиц. Враг вложит вc силы свои в этот напор. Если бы ему удалось сломить сопротивленіе наше и одержать побду, это будет побда над новым строем, над освободившейся Россіей. Все, достигнутое народом, будет отнято этим ударом. Прусскій фельдфебель примется хозяйничать у нас и наведет свой порядок. И первым длом его будет возстановленіе власти Императора, порабощеніе народа". В обращеніи военнаго министра еще опредленне говорилось, что по полученным свдніям "нмцы, узнав о происшедших в Россіи событіях, спшно стягивают силы к Сверному фронту, ршив нанести удар Петрограду". Многим впослдствіи казалось, что Правительство сознательно нсколько форсировало, по тактическим соображеніям, положеніе, но, повидимому, нависшая угроза в т дни казалась реальной под вліяніем телеграммы Алексева 9 марта о подготовк нмцами "сильнаго удара в направленіи на Петроград"... Исполнявшій фактически обязанности верховнаго главнокомандующаго, настаивая на принятіи "самых ршительных и энергичных мр к уничтоженію поводов разложенія арміи", указывал, что операціи нмцев могут "заставить нас совершенно очистить направленіе на Петроград", и что нмцы "в іюл мсяц могут при удач достигнуть столицы. Потеря же столицы, в которой сосредоточено главнйшее производство боевых припасов, знаменует собой наше пораженіе, конец войны, кровопролитную междоусобную войну и ярмо Германіи. Надо твердо и опредленно помнить, что нын вс без различія партій не только вполн примирятся с происшедшим переворотом, но и будут привтствовать свободу Россіи лишь при условіи доведенія войны до побдоноснаго конца[378]. В противном случа вн всякаго сомннія значительная часть населенія припишет неудачи тому, что переворот произведен в настоящее время, будут искать виновников, будут мстить и междоусобица неизбжна". Позже Алексев признал ошибочность своих предположеній и 30-го писал Гучкову, что "нт никаких реальных данных, указывающих на продвиженіе нмцев".
По поводу этой надвигающейся опасности и написал Короленко. Позиція его столь показательна, что приведем из нсколько позабытой статьи большую цитату: "Телеграммы военнаго министра и Временнаго Правительства бьют тревогу. Опасность надвигается. Будьте готовы. К чему? К торжеству свободы? К ликованію? К скорйшему устройству будущаго? Нт, к сраженіям, к битвам, к пролитію своей и чужой крови. Это не только грозно, но и ужасно. Ужасно, что эти призывы приходится слышать не от одних военных, чья профессія — кровавое дло войны на защиту родины, но и от нас, 70 писателей, чей голос звучит естественне в призывах к любви и миру, к общественному братству и солидарности, кто всегда будил благородную мечту о том времени, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся... Тревога звучит, ширится, облекает страну. Я желал бы, чтобы голос печати звучал, как труба на зар, чтобы подхватить его, передать дальше, разнести всюду до самых дальних углов, заронить в наимене чуткія сердца, в самыя безпечныя души. Тревога. Тревога. Смотрите в одну сторону. Длайте в эти дни одно дло, им довлющее. С запада идет туча, какая когда-то надвигалась на Русь с востока. И она готова опять покрыть тнью родную землю, над которой только что засіяло солнце свободы. До сих пор я не написал еще ни одного слова с таким призывом, но не потому, чтобы я и прежде не считал обязательной защиту родины. Правда, я считаю безумной свалку народов, озарившую кровавым пожаром европейскій мір и грозящую перекинуться в другія части свта, великим преступленіем, от отвтственности за которое не свободно ни одно правительство, ни одно государство. И когда наступит время мирных переговоров, то, по моему глубокому убжденію, эта истина должна лечь в основу для того, чтобы этот ужас не повторялся. Нужно быть на страж великаго сокровища — мира, которое не сумли оберечь для нас правительства королей(?) и дипломаты. Когда это несчастье готово было разразиться (я говорю ото искренне и с сознаніем всего значенія слова), я не пожалл бы отдать остаток жизни тм, кто мог бы с каким-нибудь вроятіем успха противодйствовать этому безумію дятельною идеею человческаго братства. Она давно зародилась в благороднйших умах и пускала уже ростки в человчеств. Да, за это дло стоило бы отдать жизнь, если бы была малйшая надежда удержать море вражды и крови. Но ростки международнаго братства еще безсильны, как игрушечныя плотины перед порывом моря, и ничего удержать не могли. Это не упрек иде международнаго братства. Слабая вначал идея часто со временем завоевывает мір. Но теперь, пока она слаба, в дйствительности она может служить опорой благородной мечт, утшеніем, но не средством защиты. Это дальній огонь, но не указаніе ближайших путей в виду страшной опасности. А рчь идет именно о том, что надвигается, что уже близко, что закрывает нам свт, требует немедленнаго отвта. Оно может на столтіе положить тяжелый гнет на жизнь поколній. Вот почему я чувствую повелительную обязанность заговорить о предмет, мн не свойственном в обычные дни, чтобы передать моим согражданам свою тревогу. Россія только что совершила великое дло, свергла вковое иго... Если бы теперь нмецкое знамя развернулось над нашей землей, то всюду рядом с ним развернулось бы также мрачное знамя реставраціи, знамя возстановленія деспотическаго строя... Для отраженія этой опасности Россія должна стоять у своего порога с удвоенной, с удесятеренной энергіей. Перед этой грозой забудем распри, отложим споры о будущем. Долой партійное мстничество. Долой — призыв к раздорам. Пусть историческая роковая минута застанет Россію готовой. Пусть вс смотрят в одну сторону, откуда раздается тяжелый топот германца и грохот его орудій. Задача ближайшаго дня — отразить нашествіе, оградить родину и ея свободу... Оставим же будущему дню его злобу и его вопросы. Теперь одно вниманіе, вниманіе в этот великій ршительный час. Нужно не только радоваться и пользоваться свободой, но и заслужить ее до конца. А заслужить можно одним — послдним усиліем для отраженія противника. Работа на фронт и в тылу, на всяком мст, до отраженія опасности, до конца великой войны. Может быть, это время уже близко; близок день, когда на великое совщаніе мира явятся в семью европейских народов делегаты Россіи и скажут: мы вошли в войну рабами, но к концу ея приходим свободными. Выслушайте же голос свободной Россіи. Она скажет теперь не то слово, которое сказали бы царскіе дипломаты. У Свободной Россіи есть, что сказать на великом совщаніи народов, которое должно положить основы долгаго прочнаго мира".
Хотя "циммервальдцы" из Исп. Ком. возмущались тм, что статья знаменитаго писателя появилась в "Извстіях" без всяких комментаріев, она в основном, которое опредляло реальную политику дня в отношеніи войны, звучала почти в унисон с напечатанным в тот же день обращеніем к "народам всего міра", принятым Совтом. Это было в сущности обращеніе к "пролетаріату", даже с привычным с. д. лозунгом "пролетаріи всх стран соединяйтесь". "Наша побда, — гласило воззваніе, — есть великая побда всемірной свободы и демократіи. Нт больше главнаго устоя міровой реакціи и "жандарма Европы"... Русскій народ обладает полной политической свободой. Он может нын сказать свое властное слово во внутреннем самоопредленіи страны и во вншней ея политик.. И обращаясь ко всм народам, истребляемым и разоряемым в чудовищной войн, мы заявляем, что наступила пора начать ршительную борьбу с захватными стремленіями правительств всх стран, наступила пора народам взять в свои руки ршеніе вопроса о войн и мир. И мы обращаемся к нашим, братьям пролетаріям австро-германской коалиціи и прежде всего к германскому пролетаріату. С первых дней войны вас убждали в том, что, подымая оружіе против самодержавной Россіи, вы защищаете культуру Европы от азіатскаго деспотизма. Многіе из вас видли в этом оправданіе той поддержки, которую вы оказали войн[379]. Нын не стало и этого оправданія: демократическая Россія не может быть угрозой свобод и цивилизаціи. Мы будем стойко защищать нашу собственную свободу от всяких реакціонных посягательств — как изнутри, так извн... Русская революція не отступит перед штыками завоевателей и не позволит раздавить себя вншней военной силой. Но мы призываем вас: сбросьте с себя иго вашего самодержавнаго порядка подобно тому, как русскій народ стряхнул с себя царское самовластіе; откажитесь служить орудіем захвата и насилія в руках королей, помщиков и банкиров, и дружескими объединенными усиліями мы прекратим страшную бойню, позорящую человчество и омрачающую великіе дни рожденія русской свободы"...
Прочитав совтское воззваніе 14 марта, Гиппіус записала: "не плохо, несмотря на нкоторыя мста... Сущность мн близка... Общій тон отнюдь не "долой войну" немедленно, а наоборот "защищать свободу своей земли до послдней капли крови". "Манифест" 14 марта был первым офиціальным выраженіем отношенія Совта к войн. "Очень хорошо, — замчала Гиппіус в дневник, — что Совт РД. по поводу войны, наконец, высказался. Очень нехорошо, что молчит Вр. Пр. Ему надо бы тут перескакать Совт, а оно молчит, и дни идут и даже неизвстно, что и когда оно скажет. Непростительная ошибка. Теперь, если и надумают что-нибудь, все будет с опозданіем, в хвост".