Марья
Шрифт:
Бутыль была пустая.
Федор сидел за столом и обреченно смотрел на дрожащие руки.
Похмелиться было нечем, а за окнами раздражающе блуждала ночь.
Он в очередной раз поднял бутыль и убедился, что она пустая. Кружка тоже.
Сегодня днем, предварительно наточив, Федор принес в комнату косу, и сейчас она лежала рядом со столом.
"На весь свет бесчестная стала!
– думал он о Марье.
– Ладно, ворота дегтем не мажут. Все суседи зубы моют. Будут тя сельские парни кажинную нощь в клеть водить. Ой же осветила
– снова посмотрел на дрожащие ладони. Вусмерть излупцевал бы!.. За че ж мне такую мУку нести? Куды опосля эфтова очи воротить?"
Федор давно понял, что жизнь его назначена в жертву какой-то страшной язве; и несправедливость, что принесена в жертву именно его жизнь, нестерпимо выжимала сознание. Он не мог спать, если в крови не было хмеля. Воспоминания, беспощадные тяжелые воспоминания расплавляли воспаленный мозг и не давали ни минуты покоя неопохмеленному нутру.
А похмелиться было нечем.
Федор встал на ноги. Глаза его горели, во всех членах было изнеможение. Он нагнулся за косой, но в тот же миг у него потемнело в глазах так, что он едва устоял. Казалось, по голове ему били увесистым молотом. Все же он поднял косу.
Разогнувшись, Федор прислушался. Вроде кто-то окликнул его, но, постояв с минуту, он решил, что ему показалось.
Он бесшумно подошел к нарам Марьи, остановился. Подумал: "Спит али нет?" Сердце молотило, словно старалось выдавить из себя гнойный нарыв.
Федор отодвинул занавеску и вошел. Марья спала.
"Четыре недели уж минули", - одними губами проговорил он и, взяв косу за концы, занес ее над горлом Марьи...
Но что-то его остановило. Видимо, теплое дыхание дочери, которое полностью противоречило смерти, которое показывало всю ее нелепость.
Федор поцеловал Марью в лоб. Она проснулась, открыла глаза.
– Тять, ты че?
Он резко опустил косу вниз и провел в сторону.
Металл легко вошел в шею, и теплый фонтан хлынул в лицо убийцы. Марью передернула судорога, затем вторая, поменьше. Последняя.
– Прости, - прошептал Федор, вынул косу и бросил ее под нары. Потом вытер лицо рукавом и посмотрел на Марью. Глаза ее были открыты, а взгляд направлен на него.
– Господи!!
– вырвался из нутра Федора сип. Он опустил веки, а когда снова поднял их, то увидел, что голова Марьи к стене повернута, даже запрокинута малость. Так что лица ее не видать было. Федор прикрыл занавеску и пошел к столу.
Где-то поблизости завыла собака...
...
– Он сумасшедший!!
– закричал ветеринар, и Захар, поняв, что промахнулся, нажал на второй курок.
Но ружье дало осечку.
Из ближайших домов к нему бежали люди. Времени на перезарядку было немного.
Захар достал из кармана два патрона, но руки его не слушались. Чтобы как-то унять дрожь в теле, он с размаху ударил кулаком по прутьям решетки. Из пястьи засочилась кровь, но боль придала силы к действию.
Едва он успел перезарядить двустволку, его окружили люди.
– Захар, брось дурачиться!
– крикнул кто-то из мужиков.
– Отдай ружье.
– Не подходи!
– Захар направил стволы на незваных свидетелей.
Толпа отшатнулась.
– Ну, кто смелый?.. Пристрелю!
И тут он заметил, что в избе ветеринар с Зойкой переметнулись за печь. Там их достать было невозможно.
– Захар, - начала фельдшер Светлана Николаевна, - брось ружье. Пойдем, я тебе поднесу стаканчик. Отоспишься, отдохнешь. А завтра оно все по-другому покажется...
Захар приставил стволы к своему подбородку и закрыл глаза. Он почувствовал, как плавно, мощно несет его земля.
– Будьте вы все прокляты, бляди!!
Один из мужиков бросился к нему.
– Я вас всех в рот...!!!
– Захар надавил на курки, и вместо последнего ругательства наружу вылетели багровые мозги.
Его руки как-то наигранно взметнулись вверх, словно пытались догнать освободившуюся душу, и в тот же миг молния разорвала небеса, оглушая громом по безвременной гибели.
На улицу выбежала Зойка и припала к бездыханному телу. Увидев то, что еще минуту назад было головой, она тихо завыла.
Вскоре из ворот вышел ветеринар. Он посмотрел на собак, которые слизывали теплые мозги, и произнес только:
– Глупо.
Зойка же в каком-то бредовом исступлении пыталась поднять тело мертвого и поставить на ноги. Но все ее старания были тщетны, она снова и снова роняла труп в грязь. И лишь ее кофточка и растрепанные волосы украсились при этом червлеными пятнами.
А дождь все лил и лил. Казалось, там, на небе, кто-то оплакивал нелепую смерть...
Тело Марьи еще не успело остыть.
Федор в забытьи сидел за столом. Как вдруг что-то пробежало по полу, потом по стопе и юркнуло под портки.
"Черт, мышь, что ли?" - подумал он и тут же почувствовал, как это существо мечется по его ноге, поднимаясь выше и выше. Федора передернуло. Он вскочил, разорвал на щиколотках подвязки и начал прыгать, надеясь, что эта мерзость вытряхнется из его одежды. Но противное существо было уже не в одиночестве. По всему телу Федора ползали какие-то животные, особенно омерзительно шоркало за пазухой. Он зажег свечу и осатанело стал рвать на себе одежду.
– Ну, твари, где вы?!
Под одеждой ничего не оказалось.
Лихорадочно дрожа, Федор, весь покрытый кислым пОтом, сел на лавку.
"Гадость какая!"
И тут он отчетливо понял, что в бутыли еще осталась брага. Да-да! да-давеча он ошибся. Брага еще осталась! Он спасен!
Федор бросился к столу, но бутыль была пустая.
– Господи!
– застонал он.
– Али не жил я по християнскому закону - во всех обычаях без лукавства и безо всякой хитрости? Али богатство наживал неправедностью? Дом пуст и имению тщета... И бутыль пуста...