Маша

Вовчок Марко

–  Если б я вольная бы­ла, - за­го­во­ри­ла Ма­ша, а са­ма так и зад­ро­жа­ла, - я б, - го­во­рит, - луч­ше на пла­ху го­ло­вою!..

–  Уж очень ты барс­ких-то оби­жа­ешь, Ма­ша!
– про­го­во­рил Фе­дя и в ли­це из­ме­нил­ся.
– Они то­же ведь лю­ди бо­жий, только что бес­счаст­ные!

Да и вы­шел с тем сло­вом.

–  Маша, - го­во­рю, - ди­тят­ко, что ты ему все в уши жуж­жишь, - за­пе­ча­ли­ла ты его…

–  Есть у Фе­ди свои гла­за, свои уши, те­туш­ка; сам он свою бе­ду уз­на­ет. А ты-то, те­туш­ка, буд­то не пла­чешься

на свою судьбу? Слад­ко те­бе жи­вет­ся, что ли?

–  Эх, ди­тят­ко! Поп­ла­ка­ла, по­го­ре­ва­ла я на сво­ем ве­ку - бу­дет с ме­ня! Я уж ни за чем не го­нюсь, ста­ра уж я, немощ­на - мне б только уго­лок теп­лый да хле­ба ку­сок, - и до­во­льна я! Не сок­ру­шай­ся, - го­во­рю, - моя же­лан­ная, что по­собишь-то? Раз­ве что ве­ку сво­его не до­жи­вешь!

–  Да хоть и ум­ру, - про­мол­ви­ла.
– Что тут-то мне, на све­те-то?

Тоскливо так пог­ля­де­ла и ру­ки за­ло­ми­ла.

Поди, сго­во­ри с нею! Ты ее раз­ве­се­лить хо­чешь, а она те­бя ско­рей за­пе­ча­лит.

XI

А Фе­дя все сум­рач­ней да уг­рю­мей, а Ма­ша точ­но и вза­правду на­ча­ла прих­ва­ры­вать, - на гла­зах у ме­ня та­ет; слег­ла. Один раз я си­жу под­ле нее - она за­ду­ма­лась креп­ко, - вдруг вхо­дит Фе­дя бод­ро так, ве­се­ло: "Здравст­вуй­те!" - го­ворит. Я-то об­ра­до­ва­лась: "Здравст­вуй, здравст­вуй, голуб­чик!" Ма­ша только взгля­ну­ла - че­го, мол, ве­селье та­кое?

–  Маша!
– го­во­рит Фе­дя.
– Ты уми­рать со­би­ра­лась, мо­ло­да еще, вид­но, ты уми­рать-то!

Сам пос­ме­ива­ет­ся. Ма­ша мол­чит.

–  Да ты оч­нись, сест­ри­ца, да прис­лу­шай­ся! Я те­бе весточ­ку при­нес.

–  Бог с то­бой и с вес­точ­кой!
– от­ве­ти­ла.
– Ты се­бе весе­лись, Фе­дя, а мне по­кой дай.

–  Какая вес­точ­ка, Фе­дя, ска­жи мне?
– спра­ши­ваю.

–  Услышишь, те­туш­ка ми­лая!
– и об­нял ме­ня крепкокреп­ко­ и по­це­ло­вал.
– Оч­нись, Ма­ша!
– за ру­ку Ма­шу схва­тил и при­под­нял ее.
– Ба­ры­ня объяви­ла нам: кто хо­чет от­ку­па­ться на во­лю - от­ку­пай­ся, очень де­ше­во от­пу­щу… Мо­ло­дой ба­рин, слыш­но, в кар­ты про­иг­рал­ся, так деньги ей до за­ре­зу на­доб­ны. Дя­дя Мат­вей по­ре­шил, что не то по­житки, ру­ку свою пра­вую про­дам, да от­куп­люсь. По­ре­шил: на за­вод най­мусь, - не то что служ­бу там вся­кую от­бы­вать, - кам­ни бу­ду на се­бе во­зить… И все сог­лас­ны, что ему отку­питься сле­ду­ет: семья у не­го - все­го же­на да мальчиш­ка, как-ни­будь биться мож­но…

Рассказывает Фе­дя, а мы слу­ша­ем… Я хо­чу что-то ска­зать, да сло­ва не при­бе­ру… Вдруг Ма­ша как вскрик­нет, как бро­сит­ся бра­ту в но­ги! Це­лу­ет и сле­за­ми об­ли­ва­ет, дро­жит вся, го­лос у ней об­ры­ва­ет­ся…

–  Откупи ме­ня, род­ной, от­ку­пи! Ми­лый мой, от­ку­пи ме­ня! Гос­по­ди! По­мо­ги же нам, по­мо­ги!

Федя уж и сам ре­кою раз­ли­ва­ет­ся, а

у ме­ня серд­це покатил­ось - стою, смот­рю на них.

–  Погоди ж, Ма­ша, - про­го­во­рил Фе­дя, - дай опомнить­ся-то! Об­су­дить, об­ду­мать на­до хо­ро­шенько!

–  Не на­до, Фе­дя! От­ку­пай­ся ско­рей… ско­рей, бра­тец ми­лый!

–  Помехи еще есть. Ма­ша, - я всту­пи­ла­ся, - при­дет­ся про­дать, по­чи­тай, пос­лед­нее. Как, чем кор­миться-то бу­дем?

–  Я бу­ду ра­бо­тать, бра­тец! Бе­зус­тан­но бу­ду ра­бо­тать! Я вып­ро­шу, вып­ла­чу у лю­дей! Я за­ка­ба­люсь ку­да хо­чешь, только вы­ку­пи ты ме­ня! Род­ной мой, вы­ку­пи! Я ведь из­ныла вся! Я дня ве­се­ло­го, сна спо­кой­но­го не зна­ла! Пожа­лей ты мо­ей юнос­ти! Я ведь не жи­ву - я том­люсь! Ох, выку­пи тде­дя, вы­ку­пи! Иди, иди к ней…

Одевает его, то­ро­пит, са­ма мо­лит-ры­да­ет! Я и не опо­мнилась, как она его вып­ро­во­ди­ла. Са­ма по из­бе хо­дит, ру­ки ло­ма­ет. И мое серд­це тре­пе­щет, слов­но в мо­ло­дос­ти, - вот что за­те­ва­ет­ся! Труд­но мне бы­ло со­об­ра­зиться, еще труд­нее ус­по­ко­иться…

Ждем мы Фе­дю, ждем, не дож­дем­ся! Как за­ви­де­ла его Ма­ша, - зап­ла­ка­ла, за­ры­да­ла, а он нам еще из­да­ли кри­чит: "Сла­ва бо­гу!" Ма­ша так и упа­ла на лав­ку… Дол­го, дол­го еще пла­ка­ла… Мы уни­мать.

–  Пускай поп­ла­чу, - го­во­рит, - не тре­вожьтесь: слад­ко мне и лю­бо, слов­но я на свет бо­жий на­рож­да­юсь! Те­перь мне ра­бо­ту да­вай­те! Я здо­ро­ва… Я сильная ка­кая, ес­ли б вы зна­ли!

XII

Вот и от­ку­пи­лись мы. Из­бу, все спро­да­ли. Жал­ко мне бы­ло по­ки­дать, и Фе­де сгруст­ну­лось: са­дил, рас­тил - все про­щай! Только Ма­ша ве­се­лая и бод­рая - слез­ки она не выро­нила. Ка­кое! Слов­но она из жи­вой во­ды выш­ла - в гла­зах блеск, на ли­це ру­мя­нец; ка­жет­ся, что каж­дая жил­ка радо­стью дро­жит… Де­ло так и ки­пит у нее… "Отдох­ни, Ма­ша!" - "Отды­хать? Я ра­бо­тать хо­чу!" - и зас­ме­ет­ся ве­се­ло. Тог­да я впер­вые уз­на­ла, что за смех у нее звон­кий! То Ма­ша бело­ручкой слы­ла, а те­перь Ма­шу пер­вой ру­ко­дельни­цей, пер­вой ра­бот­ни­цей ве­ли­ча­ют. И же­ни­хи к нам тол­пой…

А ба­ры­ня-то гне­ва­лась - бо­же мой! Со­се­ди сме­ют­ся: "Хо­ло­пка глу­пая вас оту­ма­ни­ла! Она на­роч­но больною при­творилась. Ведь вы, не­бось, да­ром поч­ти ее от­пус­ти­ли?" Ба­ры­ня и вправ­ду Ма­шей не до­ро­жи­лась.

Поселились мы в из­буш­ке вет­хой, в го­ро­де, да тру­диться ста­ли. Бог нам по­мог, мы и но­вую из­бу сру­би­ли. Фе­дя же­нился. Ма­ша за­муж пош­ла. Свек­ровь в ней ду­ши не слы­шит: "Она ме­ня, слов­но дочь род­ная, уте­ша­ет - что это за ве­се­лая! Что за ра­бо­тя­щая!" Больна с той по­ры не бы­ва­ла.

Федю то­же бог бла­гос­ло­вил: жи­вет с же­ною сог­лас­но, и я при них жи­ву, де­ту­шек нян­чу. Два сы­ниш­ка у не­го, та­кие жив­чи­ки…