Маскарад любовных утех
Шрифт:
Вчера утром Марфуша обнаружила в холле коробку из кондитерской «Мадам Маффин» и не удивилась – Зинаида часто присылает свежую выпечку. Горничная принесла упаковку на кухню, заглянула в нее, увидела пирог с черникой и порадовалась за хозяйку: у самой-то Марфы от любых ягод оживает язва, болит желудок, она ничего с ними не ест, а вот Ирина Леонидовна обожает чернику.
– Сейчас попробуете? – спросила она у владелицы особняка. – Выглядит пирог аппетитно, еще теплый.
– Нет, – неожиданно отказалась Горская. – Что-то неохота. Сама съешь.
– Ну сказанули! – рассердилась домработница. –
– Пошутила я, – улыбнулась хозяйка. – Оставь, может, потом аппетит появится. Зина мне специально пирожок с черникой испекла, вспомнила, что сегодня день смерти Миши, решила меня приободрить.
– Вчера была годовщина кончины вашего супруга? – уточнила я.
Ирина Леонидовна кивнула:
– Да. Зиночка очень внимательна, она меня любит, вот и постаралась.
– Но вы не прикоснулись к пирогу. Почему? – задала я самый интересный вопрос.
Горская смутилась.
– Ну… понимаете… из-за хурмы. Пару дней назад я пошла по делам, столкнулась на улице со Светой Соколовой. Она меня к себе в гости затащила, у нее на столе стояло блюдо с «корольком», а я обожаю хурму. Но у меня на нее малоприятная реакция – съем одну штучку, и начинается стоматит, язвочки во рту появляются.
– И вы не удержались! – с упреком воскликнула Марфуша. – Накушались!
– Человек слаб, – зачастила хозяйка дома, – хурма мой самый любимый фрукт, вот и… Да, не удержалась, слопала четыре штуки. Или пять… может, шесть.
– Ну, вы даете! – возмутилась Марфа. – Хуже ребенка, честное слово! Знаете ведь, что плохо будет, и все же накинулись на угощение! Вот что сказать после этого?
Ирина Леонидовна смутилась, принялась, искоса поглядывая на меня, объяснять:
– Марфуша ко мне прекрасно относится, но у нее плохое воспитание, если чем-то недовольна, начинает зудеть осенней мухой, слушать ее бубнеж сил нет… Я пришла домой и, чтобы купировать развивающуюся болезнь, стала полоскать рот прекрасным, испытанным советским средством «Стомодент». Сейчас его не выпускают, в аптеках предлагают импортные растворы. Они дороги и малодейственны. Миша всем пациентам «Стомодент» рекомендовал.
– Блин! – взвилась Марфа. – Эта ваша чудодейственная жидкость давно испортилась! Ей сто лет! Храните в подвале хрен знает что, пользуетесь непригодным! Ох, давно мне следовало ящики с дерьмом на помойку оттащить… Мыло со времен царя Гороха! Духи фиг знает когда выпущенные!
– «Стомодент» не тухнет, – возразила Горская. – Но он мне не помог, даже хуже стало.
– Ага! Кто бы сомневался! – гневалась Марфуша. – Не стану больше вас слушать, выкину все из подвала.
Горская повысила голос:
– Здесь хозяйка я!
Марфуша сникла:
– Простите, о вас же беспокоюсь!
– Утратившее свои свойства полоскание не остановило стоматит, а, наоборот, усилило, – догадалась я. – Если не ошибаюсь, заболевание достигает пика через пару-тройку дней после старта. Когда появилась коробка с пирогом, вам, несмотря на любовь к выпечке с черникой, даже смотреть на угощение было больно. И конечно же, вы никому, даже Марфе, не рассказали о случившейся с вами неприятности.
– Считаю неприличным говорить вслух
Глава 18
– Кто знал о непереносимости вами ягод? – напала я на домработницу. – Кому вы про свою язву говорили?
Марфуша почесала переносицу.
– А всем! Еще когда Михаил Петрович жив был, он часто вечеринки закатывал. Я бегала с посудой и непременно от кого-нибудь слышала: «Марфа, передохни, сядь, глотни чайку. Смотри, какой торт с малиной, съешь кусочек». Я в ответ: «Спасибо за предложение, от ягод у меня живот скрутит».
Я посмотрела на Горскую.
– Ваша любовь к чернике тоже не тайна?
– А чего ее скрывать? – удивилась та.
Я подвела итог беседе:
– Пирог появился незаметно. Население поселка в курсе, что Марфа не притронется к ягодам, и всем известно, что Горская не откажется от выпечки с черникой.
– Не пойму, к чему вы клоните? – жалобно произнесла Ирина Леонидовна.
– Похоже, отравить собирались вас, – повторила я недавно высказанную мысль.
– Меня? – снова ужаснулась добрая фея. – За что? Боже, вы ошибаетесь!
– Убийца специально прислал пирог с черникой, не хотел лишить жизни Марфу, – продолжала я. – Знал, что она не тронет его, а вы соблазнитесь. Пирог выглядел очень аппетитно.
Ирина Леонидовна начала креститься.
– Спаси господь! Кто же меня так не любит? И почему?
– Это чертова девчонка виновата! – выкрикнула Марфа. – Она вас сами знаете почему ненавидеть должна.
– О, нет, – побледнела Горская, – Кутя ведь… ну… она маленькая еще.
– Сейчас Кутузовой за двадцать, выросла давно, – хмыкнула Марфуша.
– Нет, нет, нет, – замотала головой Ирина Леонидовна, – коробку кто-то другой принес. Она не могла. Я же никому, кроме Андрея, ни слова не сказала! И ни разу Кутю после отъезда в поселке не видела, девочка тут больше не живет.
– Кутузова не ребенок, а взрослая баба, – отрезала Марфуша. – Из-за вас на дочку отец разозлился.
– Я совершенно ни при чем! – зачастила Горская. – Марфуша, ты же знаешь правду. И как я тогда должна была поступить? Да, я видела Кутю, она из окна высунулась. И что, мне следовало промолчать? Не сказать Андрею? А если бы милиция начала расследование и…
Она на полуслове осеклась.
Домработница исподлобья посмотрела на хозяйку.
– Во! Дошло наконец! Скумекали! Вы со своими откровениями порысили к Андрею Николаевичу, а Кутька рассчитывала, что все как с матерью получится, подумают, будто Клава сама вывалилась.