Маски Черного Арлекина
Шрифт:
– Вот так встреча, – только и сумел вымолвить эльфийский лорд.
Где-то рядом пронзительно заржал Коготь, и Лис вздрогнул, как от удара.
– Ты нужен ей, – прозвучали тихие, как будто издалека, слова, затем зверь вскочил на все четыре лапы и метнулся в сторону деревьев.
Лишь почти скрывшись из виду, Лис обернулся еще раз, посмотрев при этом в сторону поляны, на которой пасся Коготь, затем серые влажные глаза вновь уставились на эльфа:
– Твой старый враг узнал о тебе. Опасайся его. Опасайся...
Чудесный зверь исчез, как будто его и не было. Но вместе с ним исчезла и обреченность, терзавшая душу. Мертингер улыбнулся. Лис во все времена считался добрым знаком, а значит, даже для него еще не все потеряно.
Светало...
Всадник скакал под проливным дождем на юг, кутаясь в грязный зеленый плащ. По краям тракта вздымались огромные клены, уже успевшие потерять большую часть листвы. Осень вступила в свои права, не щадя ничего яркого и зеленого, как и полагается сему унылому времени года, поре увядания и печали.
Конь бил копытами в грязь и яростно ржал, недовольный погодой. Его хозяин уже привык к подобному поведению своего скакуна – Коготь всегда злился по-настоящему, взаправду, как будто был не конем вовсе, а хищным зверем, неосторожно спущенным кем-то с цепи. Внешне ярость коня резко контрастировала с холодным спокойствием седока, отрешенно взирающего на мир ледяной синевой глаз из-под накинутого на голову капюшона, но внутренне они были слишком похожи: эльф с изуродованным шрамами лицом и его конь с исполосованной злобной силой душой.
Да, Мертингер сумел разгадать душу этого животного, хоть новое знание и далось ему нелегко. Сказать, что конь был весьма необычный, – значило ничего не сказать. Неудивительно, что они столкнулись – в совпадения эльф не верил, но прекрасно понимал, что в этом мире один монстр всегда найдет другого, их будто притягивает друг к другу некая неведомая сила. Мертингер ужаснулся, когда осознал, что таится в желтом лошадином взгляде. Конь был тем, кого в его землях называют киерве, уже не столько живое существо, сколько воплощенное отрицательное чувство. Пр'oклятый... Ужасное, ненасытное создание, несущее в себе проклятие. Проклятие питаться теми, кто поблизости... Нет, Коготь был не из той нечисти, что пьет кровь. Вампиры, питающиеся кровью, – наиболее привычная форма этого недуга, и именно она известна большинству смертных. С подобными тварями можно и нужно бороться: они олицетворяют зло в своем первозданном виде, несут при этом внутри себя постоянную боль и вынуждены причинять ее другим. Когда-то давно могущественные люди, хотя правильнее будет сказать – нелюди, лорды-носферату правили на этих самых землях, сея страх и пожиная страдания, но со временем все они были побеждены, разбиты, уничтожены и развеяны. Эльф многое знал о тех временах и знал также, что сейчас остались лишь жалкие подобия тех пр'oклятых созданий, вынужденные с трудом приспосабливаться к жизни среди других существ, которые их боятся и ненавидят. Они по-своему несчастны, эти вампиры. Любой из детей Тиены, заметив кровососа в Конкре, просто выпустит в него меткую осиновую стрелу, благо такая стрела всегда лежит у каждого эльфа в глубине колчана.
Наиболее же опасны другие вампиры – те, что выпивают души. Внешне они не обладают никакими отличительными признаками – распознать подобного пр'oклятого почти невозможно. Света они тоже не боятся, но всеми способностями вампиров обладают в полной мере – это и специфическая магия, и недюжинная сила, и молниеносное заживление ран. Коготь был именно таким. Впрочем, он все-таки был конем, а следовательно, не отличался разумом. Ду'oши Коготь выпивал в основном у мертвых – именно по этой причине он вдруг оказался после недавней резни в Сар-Итиаде рядом с эльфом. Его привела жажда. Жажда... кхм... Что ж, все шло просто замечательно: Меч-Голод у Мертингера уже есть, теперь к нему прибавился и Конь-Жажда... Выпить душу у
Мертингер так и не смог определить, сколько коню лет. Вампиры способны жить долго, и этот четвероногий вполне мог быть старше самого эльфа. Скольких хозяев он сменил, сколько душ лишил посмертия, сколько зла принес за собой в мир? Вряд ли кто-нибудь смог бы ответить. Эльфийский лорд внимательно изучил седло, доставшееся ему вместе с конем. Странный герб: красная капля на фоне двух скрещенных изогнутых мечей – этот символ вполне мог носить какой-нибудь лорд-носферату древности. Если это так, то Коготь меряет копытами тракты уже минимум десять веков. Неплохо для четвероногого.
Впрочем, сам конь никак не мог быть в восторге от своего состояния. Быть вампиром – значит страдать, страдать от гнетущего голода без возможности когда-нибудь утолить его полностью. Мертингер лютой ненавистью возненавидел того, кто сотворил такое с конем. Какой же злобой на все живое надо было обладать, чтобы наделить столь страшным проклятием благороднейшее животное, которое, эльф готов был в этом поклясться, когда-то считало своего отравителя другом. Подобная тварь, кем бы она ни была, если она еще жива (носферату могут жить хоть тысячи лет, вернее, «не жить», потому как не являются живыми в привычном понимании этого слова), просто недостойна осквернять своим присутствием своды этого мира.
«Ты, как всегда, хочешь все решить мечом, – усмехнулся сам себе эльф, – только несчастного коня это не спасет. Ничего, вот вернемся в Конкр, может, Иньян сумеет помочь».
Так уж вышло, что у него всегда хорошо получалось лишь отнимать чьи-то жизни. Помогать и лечить – это была привилегия других.
«А если и Иньян не справится, тогда выход останется лишь один – прервать мучения бедного животного...»
Черная птица билась на недлинной кованой цепи, зажатой в пальцах тени. Ворон судорожно махал крыльями в тщетных попытках освободиться, но и я, и он знали, что даже со смертью свободы ему ждать не приходится. Поэтому я никак не понимал, отчего он просто не примет неизбежность? Смертные, они вообще страшно невежественны в своем упрямстве. К чему все эти мучения, взлелеянные не более чем духом противоречия? Пернатый проклинал меня, но кто он такой, чтобы раздавать проклятия? Всего лишь жалкая птица.
Я шел по черному коридору без дверей и окон, и если кто-то когда-то называл некое место мрачным, он, конечно же, никогда не бывал здесь. Чтобы построить эту галерею, в качестве строительных материалов использовали камень мрака и раствор, сделанный из жидкой тьмы и абсолютной беспросветности. Любой другой и шагу не ступил бы здесь, чтобы не сломать себе хребет, и даже стремление придержаться рукой за стену не помогло бы. Это походило на то, как если бы вам выкололи глаза, лишили слуха и осязания. И даже так вы ни за что бы не прочувствовали всю безысходную сущность этого места.
Коридор вел прямо, никуда не сворачивая. Повсюду по пути, за этими стенами сидели мои пленники. Многие... кто осмеливался бросить мне вызов, кто был слишком слаб или же, наоборот, слишком силен для меня, способный помешать в будущем. Или те, кто мог быть полезен. Братья-иерофанты волокли в столицу славного королевства Ронстрад всех кого ни попадя. Интересно было бы посмотреть на лицо короля, узнай он о том, что под его дворцом нечисти обитает больше, чем в славном Хоэре-Чернолесье.