Маски Черного Арлекина
Шрифт:
– О да! – радостно закричал в полуденное небо Рыцарь Моста и повернулся к своему шатру. – Нерин, коня!
Из шатра вышел оруженосец возраста самого Джеймса Доусона. Было видно, что он из деревенских увальней – скорее всего, простой слуга. Парень скрылся за шатром, а после вывел на дорогу великолепного скакуна вороненой масти с черной сбруей. Слуга подал стремя своему господину и поднес ему длинное копье с двуязыким черным флажком.
– К бою, благородный сэр! – глухо прокричал из-под забрала Безземельный Рыцарь и наклонил копье.
Сэр Джеймс опустил свое и ткнул шпорами коня в бока. Животное рванулось с места, противник поскакал ему навстречу. Так вышло, что оба рыцаря встретились на середине моста...
Согласно общим правилам рыцарства, также
Вот и сейчас, в тот самый миг, когда Черный Рыцарь был готов поразить его шлем, Джеймс совершил свой умопомрачительный прием. Он резко отклонил голову, так чтобы вражеский наконечник прошелся между шлемом и латным наплечником, и слегка подтолкнул древко противника острием своего копья. На такой скорости черное копье взлетело вверх, а Рыцарь Моста не смог его удержать и пронесся мимо уже без древка в руке.
Паладины развернули коней, но Черный Рыцарь не спешил снова давать шпоры. Он медленно повел скакуна к мосту, высоко подняв руку. Не увидев иного выхода, сэр Джеймс проделал то же самое. Они недолго молча смотрели друг на друга сквозь прорези забрал. Черный Рыцарь первым поднял свое. Показалось совсем нестарое лицо. Противнику сэра Джеймса было примерно тридцать лет, у него были черные волосы, высокий лоб и черные глаза. Кого-то этот человек ему очень напоминал. Да, точно... если бы переодеть рыцаря в алую мантию волшебника, попросить его заносчиво вскинуть подбородок и наполнить взгляд спесью и гордостью, тогда был бы вылитый... но нет... Этого просто не может быть!
– Я не видел подобного мастерства очень много лет, – уважительно кивнул Черный Рыцарь своему противнику. – Примите мое восхищение вашей ловкостью. Я не вижу смысла вас более задерживать. Путь свободен.
– Принимаю вашу похвалу, сэр рыцарь, – сэр Джеймс не замедлил поднять забрало. – Но ваше благородство также заслуживает уважения. Вы ведь могли требовать, чтобы мы сражались конными до трех копий, а после и на мечах в пешем порядке.
– Нет, сэр, мое благородство здесь ни при чем. Скорее обет.
– Я могу узнать вашу клятву или же она часть вашего сердца?
– Я обещал одному молодому рыцарю, когда еще сам был молод, как вы сейчас, что оставлю свой мост, когда найдется еще один паладин, что сможет победить меня или же будет согласен на ничейную победу. В нашем с вами дальнейшем предприятии я сам не могу предугадать исход, но вы уже проявили себя, я вижу: вы честны и храбры. Вы могли применить против меня силу пламени. Почему вы этого не сделали, ведь ваша победа была бы почти гарантированна?!
– Мой сюзерен и наставник выучил меня одной вещи, – сказал сэр Джеймс. – Всегда сражайся с благородным противником не теми силами, что отвели тебе боги, но теми лишь, что может противопоставить тебе другой рыцарь.
– Слова истинного паладина, сэр! – радостно воскликнул Черный Рыцарь. – Тем более что они мои, уж простите за бахвальство.
– Но вы – не мой наставник! – удивился сэр Джеймс.
– Отнюдь, – кивнул Рыцарь Моста. – Но эти слова я сказал когда-то тому самому рыцарю, что выехал из своего замка сразиться со мной. И он внял им. Его зовут сэр Ильдиар де Нот, он честный рыцарь и мой друг. Ему я и давал обет, что однажды покину свой мост и вернусь домой... А теперь же выпьем с вами, сэр Рыцарь Священного Пламени, и позвольте отныне именоваться вашим другом, ибо нас осталось так мало, рыцарей, что чтят кодекс, как стезю жизни.
– С радостью, благородный сэр!
Они повели коней бок о бок, а слуга Черного Рыцаря уже выносил им из шатра два больших рога с багровым, как кровь, вином.
8 сентября 652 года.
Графство Аландское. Замок Сарайн
Некромант поднялся с постели и подошел к зеркалу. На него глядел изможденный бродяга с болезненным, осунувшимся лицом. Причем лицо это не выглядело живым и настоящим – казалось, что оно вылеплено из гипса и является жуткой, отталкивающей частью какого-то барельефа. Сухость собственной кожи некромант не только видел в отражении, но и ощущал: довольно неприятное, знаете ли, чувство, когда твое лицо натягивают на кости черепа, словно на барабан. Что же касается глаз, то можно было подумать, что на их месте белая облицовка упомянутого барельефа отпала, явив взору старый серый камень. Под ними залегали чернильные круги, придавая некроманту схожесть с двухдневным покойником, а истрескавшиеся, точно на них проверяли остроту ножа, бесцветные губы и пятерка алеющих шрамов на левой скуле лишь усугубляли впечатление. Волосы, которые он не расчесывал и не мыл уже довольно долгое время, представляли собой копну чего-то спутанного и беспорядочного.
Давно, признаться, он не видел свое настоящее лицо. И в первый миг было даже как-то непривычно и неуютно разглядывать подлинные, не блещущие здоровьем, красотой и молодостью черты. Чего-то не хватало. Магнус Сероглаз коснулся кончиком пальца холодной поверхности зеркала и провел вертикальную линию, перечеркивающую один глаз от середины лба до основания скулы. Повторил то же с другой стороны лица. На той его маске были две алые черты, походящие на грим какого-нибудь арлекина. Ему это нравилось. Он считал подобное вполне забавным, а помимо всего прочего столь яркая и несерьезная, казалось бы, особенность служила великолепным отличием от остальных некромантов, суровых, как черные дрозды, с гордыми и неприступными, как скалы, душами.
Яд, который готовил ему мэтр Аркин, его старинный друг-алхимик, превращал обыденного, ничем не примечательного человечишку, не имеющего ничего, кроме пустого титула, в существо, которому подвластно многое. Этому зверю в человечьем облике стоило только шевельнуть пальцем, и кто-то падал ниц или в муках умирал. Его ноги ступали по черному, как смоль, кирпичу дороги в стране, куда прочие попадают, лишь простившись с жизнью. Могущество и власть, и никаких ненужных ограничений, вроде совести, морали, жалости и сожаления... То лицо нравилось ему больше, чем это. То были сильные глаза, то были твердые губы, то был гордый нос и мудрый высокий лоб, а это – глаза человека, которому по прошествии двадцати пяти лет каменоломен предлагают свободу: дрожащие губы, шепчущие что-то бессвязное, худые впалые щеки, заурядный кривоватый нос и изъеденный морщинами лоб. И уже неизвестно, где здесь истина. Чье лицо подходит к душе, как перчатка к руке. То – убийцы? Или же это – бессильной серости?
Магнус Сероглаз отвернулся от зеркала. И от власти порой устаешь, а могущество уже не приносит радости... Это подобно воспоминаниям мудрого старца о своей безудержной безумной молодости. Боже, волосы встают дыбом от того, что я делал! Боже, и на какие поступки у меня рука только поднималась!..
Некромант вздохнул и вернулся к кровати. Открыл старый сундук графа и вытащил оттуда вещи. Он натянул красно-синие облегающие штаны-чулки, белую рубаху со свободными рукавами и синий камзол поверх нее. Одевшись, темный маг сел на кровать и задумчиво поглядел в окно. Грозовые тучи не желали расходиться с небосвода, и ни единого луча солнца не показывалось в многоцветье витража, как и в его серой душе и черной-пречерной жизни.