Маски Черного Арлекина

Яковлев Олег

От перспективы занять место сэра Ильдиара Джеймс Доусон и так был далеко не в восторге. А уж теперь, после того как он встретил Инельн, в душе у молодого паладина все смешалось – он не хотел ничего другого, кроме как быть с нею. Голова у рыцаря кружилась при одной только мысли о любимой девушке, а этот ответственный пост, эта великая честь, оказанная ему сэром Ильдиаром де Нотом, он чувствовал, станет его погибелью. Он просто не мог сейчас думать ни о чем другом, кроме своей любви, а великий магистр Священного Пламени обязан направлять все без исключения помыслы лишь на благо ордена, должен денно и нощно заботиться о своих паладинах. Нет, он не сможет стать хорошим магистром, сэр Ильдиар

жестоко ошибся в нем, Джеймс понимал это.

С этими мыслями паладин пересек внутренний двор замка по направлению к башне Священного Пламени, где располагался Белый Стол – место собрания конклава командоров, и ступил на первые ступени Пылающей лестницы. Лестница эта уходила не внутрь башни, а располагалась снаружи, опоясывая башню длинной спиралью. У этого узкого хода наверх была одна особенность – отсутствие перил. Каждый подъем по нему, особенно если над замком бушевал ветер, являлся вызовом храбрости восходящего, но другого доступного пути на верхушку башни не было. Неудивительно, что конклав командоров, один раз собравшись, решал все свои вопросы, не покидая башни, – преодолевать столь непростой путь лишний раз не хотелось даже храбрейшим из паладинов. Многие называли Башню маяком, ведь она, словно путеводная звезда, порой выводила на спасительную дорогу, другие, напротив, сравнивали ее с болотным огнем, который заманивает неосторожного путника в топь – в данном случае в пропасть. «Все зависит от стороны взгляда, чистоты помыслов и душевных порывов», – любили говорить паладины ордена.

Сэр Джеймс поднимался по Пылающей лестнице второй раз в жизни. Первый подъем обязателен для каждого из паладинов – это одно из условий при посвящении в братья ордена. Когда ученик успешно исполняет все обеты и клятвы и завершает свое Паломничество, ему объявляют о конце его обучения. Тогда брат-гаэнан встречает соискателя на вершине башни, где озаряет молодого человека огненным мечом, опаляя волосы и посвящая тем самым в рыцари. Случается, что прошедший все обучение и не спасовавший перед Испытаниями и Паломничеством соискатель оказывается не в силах взойти по Пылающей лестнице до самой вершины. Тогда брат-гаэнан вынужденно объявляет, что Дебьянд и Хранн не позволили свершиться ошибке, и недостойного изгоняют из замка. Его не клеймят позором, не заставляют отрабатывать кров, питание и обучение, но ни один из братьев-паладинов никогда не подаст руки тому, кто сломался, не дойдя до вершины. Ибо сами боги отвергли его, и не во власти смертных оспаривать волю богов.

Джеймс с трудом переставлял ноги по каменным ступеням, заставляя себя идти ровно посередине лестницы, не касаясь стены. Сегодняшний подъем отнюдь не был легким – сильный ветер и моросящий дождь, как могли, усложняли и без того непростую задачу. Но отступать рыцарь не привык. Он упрямо оставлял за спиной ступени и при этом словно вновь преодолевал барьеры внутри самого себя, отрекаясь от страха и сомнений. Как и тогда, при посвящении. То и дело взор его устремлялся ввысь, к шипящему на далекой вершине пламени. «Вниз смотрят лишь трусы, а истинно верующий паладин всегда идет к своей цели, не глядя ни вниз, ни назад», – сказал ему как-то его гаэнан-наставник, сэр Локхард. Затем старый рыцарь добавил: «Только не думай, что я говорил о башне. Башня лишь символ нашей веры, но жизнь – гораздо более сложная дорога». Сэр Локхард вообще любил выражаться туманно. Однажды, будучи еще младшим послушником, Джеймс спросил у него:

– Сэр, а правда ли, что священный огонь на башне никогда не погаснет?

– А знаешь ли ты, аманир Доусон, что всемогущие боги уготовили для тебя? – вопросом на вопрос ответил наставник. – Так и огонь не знает, сколько ему предначертано гореть, но он,

в отличие от тебя, не задает глупых вопросов. Впрочем, ты всегда можешь взять в руки ведро воды, влезть на башню и попробовать погасить пламя. Или же броситься оттуда вниз, оборвав свою ничтожную жизнь. И хотя и то и другое будет против воли богов, но как ты считаешь, что они выберут для тебя?

Нынешний Доусон, уже вовсе не ученик, а посвященный рыцарь, тяжело выдохнул, поднимаясь по последнему витку спиральной лестницы. Да, сейчас бы ему пригодилась пара подобных советов. Хотя бы на тот случай, чтобы не терзаться сомнениями и угрызениями совести, чувствами, непозволительными истинно верующему паладину.

Наконец он оказался перед железной дверцей, украшенной затейливой ковкой, изображающей регалии и символы ордена: окруженный металлическими языками пламени, каждый из которых напоминал сердце, из огня восставал, словно гордый феникс, меч с гардой-крестовиной и прямым клинком. От площадки выше отходила лесенка, еще более узкая, нежели та, которую только что преодолел сэр Джеймс, – она вела к Лампаде, где ревел негасимый огонь, облизывая стены ниши в остроконечной крыше.

Сэр Доусон толкнул дверь, и она открылась перед ним с громким скрежетом. Сидящие в зале тут же обернулись. Их было семеро, могущественных паладинов, командоров ордена Священного Пламени. Каждый из них сидел в своем кресле вокруг огромного круглого стола, выполненного из цельного куска белого камня. Перед каждым из командоров в специально предназначенное для этого отверстие в столе был воткнут его меч, так, что наружу торчала лишь богато украшенная рукоять. Восьмое кресло пустовало. Оно предназначалось для главы ордена – великого магистра, избрать которого и был призван собравшийся конклав. Посреди стола стояла одинокая свеча, которая была не в силах развеять царящую в зале тьму.

Затворив за собой дверь и тем самым вновь укутав помещение во мрак, молодой паладин нерешительно застыл на месте.

– Приветствую вас, святые отцы! Да пребудут с вами Хранн и Дебьянд! – Сэр Джеймс поздоровался с присутствующими, про себя отметив хмурость и недоверие обращенных на него лиц. Оно и понятно – мальчишка, который вот-вот станет их повелителем.

– Sanctum et Flammos, брат Джеймс, – слегка кивнул новоприбывшему сэр Кевин Дэйли по прозвищу Погибель Драконов, старейший и самый уважаемый из командоров. Волосы его были белы как мел, но взгляд по-прежнему пылал яростным огнем. В молодости этот рыцарь сразил самого Кривобокого Эрга, одного из сильнейших драконов на южных пустошах.

– Мы ожидали вас вчера, – с недовольством добавил сэр Стивен Рэй, прозванный Сокрушителем Щитов, немногословный суровый воин с лицом, будто высеченным из камня, на котором застыло множество полученных в былых сражениях шрамов.

– Нехорошо заставлять конклав ждать, – кивнул командор Бенджамин Ракслен, смерив сэра Доусона не предвещающим ничего хорошего взглядом. Сэр Бенджамин Святой являл собой образец морального благочестия и чистоты веры, многие паладины в ордене боялись одного его взгляда, в котором сквозил вечный укор.

– Благородные сэры, святые отцы, я задержался не по своей воле, – ответил Джеймс. – Роковые обстоятельства сложились против моих намерений...

– Ничто так не отягощает проступок, как ложь перед святыми отцами, – язвительно отметил сэр Бенджамин.

– Нас не интересуют ваши обстоятельства, брат Джеймс, – вставил сэр Лонгли по прозвищу Терпеливый, имя свое он заслужил тем, что с терпением относился к своим врагам, всегда позволяя каждому из них высказаться, прежде чем умереть. – Мы собрались здесь совсем по другому поводу. Наш орден осиротел, оставшись без своего великого магистра.