Маски времени (сборник)
Шрифт:
Теперь он понимает, каково было этому народу, когда появились земляне — нетерпеливые, постоянно чем-то занятые, невежественные, безжалостные, недолговечные земляне, которые обладали г'ракх, но не могли или не желали понять других, которые развлекались с эликсиром освобождения, но никогда не попробовали его сполна, души которых были закрыты одна перед другой, дороги и строения которых оспинами испещряли мягкую землю. Он понимает, как мало знали земляне, и сколь немногому они могли научиться, и сколь многое держали от них в тайне, и почему сулидорам приходилось скрываться в Стране Туманов все годы оккупации, чтобы пришельцы
Он с облегчением осознает, что время, когда нужно было притворяться, для этого мира миновало, и больше не нужно ничего скрывать, что сулидоры могут вернуться в края нилдоров, не боясь, что тайна повторного рождения может случайно раскрыться тому, кто не сможет вынести этого знания.
Его переполняет радость, что он пришел сюда, что он прошел испытание и теперь свободен. Душа его открыта, он заново родился.
Он опускается и вновь соединяется со своим телом. Он снова осознает, что лежит в окутывающем его желатине, на холодном полу, в темном помещении, прилегающем к длинному коридору, внутри розово-красной горы на странной, чужой планете. Он не встает. Его время еще не пришло.
Он отдается звукам, цветам, запахам и ощущениям, которые наполняют Вселенную. Он позволяет им нести его обратно, и невесомо плывет вдоль потока времени; вот он — ребенок, глядящий в ночное небо и пытающийся сосчитать звезды, а вот он неуверенно пьет змеиный яд вместе с Курцем и Саламоне, а вот он поступает на службу в Компанию и говорит, что его самое большое желание — способствовать расширению земной империи, а вот он обнимает Сину на тропическом берегу в лучах нескольких лун, а вот он встречает ее впервые, а вот он просеивает кристаллы в Море Песка, а вот он садится верхом на нилдора, а вот он со смехом бежит по улице своего детства, а вот он направляет лучемет на Седрика Каллена, а вот он поднимается на Гору Возрождения, а вот он вздрагивает, когда в комнату входит Курц, а вот он глядит на великолепную девичью грудь, лежащую на его ладони, а вот он ступает под лучи чужого солнца, а вот он склоняется над распухшим телом Генри Дикстры, а вот… а вот…
Он слышит звон могучих колоколов.
Он чувствует, как вся планета вздрагивает и поворачивается вокруг своей оси.
Он видит танцующие языки огня.
Он касается основания Горы Возрождения.
Он ощущает вокруг себя души нилдоров и сулидоров.
Он различает слова гимна, который поют сулидоры, и поет вместе с ними.
Он растет. Сжимается. Горит. Дрожит. Меняется.
Он пробуждается.
«Да, — говорит чей-то низкий, сильный голос. — Выходи. Пришло время. Встань. Встань».
Глаза Гандерсена открываются. Его ошеломляет волна разноцветных вихрей перед глазами. Проходит несколько мгновений, прежде чем к нему возвращается способность видеть. У входа стоит сулидор.
— Я Ти-мунили, — говорит сулидор. — Ты вновь родился.
— Я знаю тебя, — говорит Гандерсен. — Но не под этим именем. Кто ты?
— Коснись моей души, и сам узнаешь, — предлагает сулидор.
Гандерсен
— Я знал тебя, как нилдора Срин'гахара, — говорит он.
Глава семнадцатая
Гандерсен оперся на лапу сулидора, и, еще неуверенно шагая, покинул зал повторного рождения.
— Я изменился? — спросил он в темном коридоре.
— Да, очень, — ответил Ти-мунили.
— Как? Каким образом?
— Ты не знаешь?
Гандерсен поднял руку и пригляделся — пять пальцев, как и раньше. Он взглянул вниз, на свое обнаженное тело, и тоже не заметил никаких изменений. Может быть, в этом зале ничего не произошло? Ноги, ступни, бедра, живот — все такое же, как было.
— Я совсем не изменился, — сказал он.
— Ты очень изменился, — ответил сулидор.
— Я вижу себя, и у меня такое же тело, как и прежде.
— Посмотри еще раз, — посоветовал Ти-мунили.
В коридоре Гандерсен бросил взгляд на свое туманное отражение в гладкой поверхности стены, освещенной сиянием грибообразных существ, и в ужасе отшатнулся. Да, он изменился; в своем возрождении он превзошел Курца. То, что смотрело на него со стены, мало походило на человека. Гандерсен видел лицо, напоминавшее маску, с прикрытыми тяжелыми веками глазами, с расщепленным носом, с жаберными мешками, опускавшимися на плечи, с суставчатыми руками, с рецепторами на груди, с хватательными органами на боках, с чешуйчатой кожей и со светящимися органами на щеках. Он снова посмотрел вниз, на себя, и не увидел ничего подобного. Что было иллюзией?
Он поспешил к дневному свету.
— Я изменился или не изменился? — спросил он сулидора.
— Ты изменился.
— Где эти изменения?
— Изменения внутри, — сказал бывший Срин'гахар.
— А отражение?
— Отражения иногда лгут. Посмотри на себя моими глазами, и ты увидишь, каким ты стал.
Гандерсен снова коснулся души сулидора и увидел себя. Это было его прежнее тело, но вдруг что-то сместилось, и перед его взором возникло существо с рецепторами и жабрами, а потом он вновь стал самим собой.
— Ты доволен? — спросил Ти-мунили.
— Да, — ответил Гандерсен.
Он медленно пошел к краю поляны, лежавшей у входа в пещеру. С тех пор, как он вошел туда, время года сменилось; наступила суровая зима, и над долиной стояла густая пелена тумана; в ее разрывах он видел большие горы снега и льда. Он чувствовал вокруг присутствие нилдоров и сулидоров, хотя видел только Ти-мунили. Он знал, что душа старого На-синисула находится в пещере и проходит последние стадии повторного рождения. Он ощущал душу Вол'химиора, который был далеко на юге. Он слегка коснулся души страдающего Курца. Внезапно он с изумлением обнаружил, что души других землян, свободные, как и его собственная, открытые для него, витают неподалеку.
— Кто вы? — спросил он. А они ответили:
«Ты не первый среди нас, кто прошел повторное рождение невредимым».
«Да, — вспомнил он. — Каллен говорил, что были и другие, некоторые превратились в чудовищ, о других просто больше не слышали».
— Где вы? — спросил он.
Они ответили, но он не понял, поскольку они сказали, что покинули свои тела.
— Я тоже покинул свое тело? — спросил он.
Они ответили, что нет, что он все еще в собственном теле, поскольку именно это он выбрал, а они выбрали иное. Потом они исчезли.