Масоны и заговор декабристов
Шрифт:
Эти слова Николая I подтверждают Толь, Васильчиков и Сухозанет.
"План Императора был: выиграть время, локализировать восстание Сенатской площадью и постараться обойтись без кровопролития. Он все время посылает кого-нибудь, чтобы уговорить восставших, но Милорадович и Штюрлер убиты Каховским. Наконец он посылает митрополита С.-Петербургского Серафима, но его встретили насмешками и бранью. "Довольно лжи, - кричит Каховский,
– возвращайся на свое место в церковь". Обращаясь к последнему, владыка, поднимая крест, спрашивает:
"Это не внушает тебе доверия?" В ответ Каховский, трижды убийца, целует крест. "Достоевский не выдумал
Николай I переживал в это время ужасную драму. Он говорит Дернбергу: "Можно ли быть более несчастным? Я делаю все возможное, чтобы убедить их, а они не хотят ничего слушать".
Только один Каховский глупо и зверски мясничал. Предоставим опять слово М. Цейтлину.
"Пуля, пущенная "шалуном", пуля Каховского, отлитая им накануне, убила героя Отечественной войны Милорадовича. Командир Лейб-Гренадеров Штюрлер пытался уговорить гренадер, "но Каховский одним выстрелом прекратил его мольбы и речи".
Кюхельбекер выстрелил в Великого Князя Михаила. Стрелял в генерала Воинова, сопровождавшего Милорадовича.
Жизнь Великого Князя Михаила Павловича была спасена лишь благодаря трем матросам, успевшим выбить пистолет из рук Кюхельбекера.
Милорадович и Каховский! Даже неудобно сравнивать эти два имени. Один прославленный патриот и мужественный воин, второй фантазер и государственный преступник, кончивший жизнь на виселице. Но упорная клевета фанатических врагов русской государственности, приверженцев социального утопизма разных мастей, сделала свое черное и несправедливое дело.
Имя национального героя Милорадовича забыто, а имя его убийцы пользуется почетом среди широких кругов русского народа.
Разве это не страшно?
Принц Евгений Вюртембергский, передавший умиравшему Милорадовичу письмо императора Николая I, пишет в своем письме:
"На высказанное мною сердечное сожаление по поводу его положения, с выражением надежды на сохранение его дней, он возразил: "Здесь не место предаваться обольщениям. У меня антонов огонь в кишках. Смерть не есть приятная необходимость, но Вы видите, я умираю, как и жил, прежде всего с чистой совестью".
По прочтении письма он сказал:
"Я охотно пожертвовал собою для императора Николая. Меня умиляет, что в меня выстрелил не старый солдат". Тут он прервал разговор. "Прощайте Ваша Светлость. На мне лежат еще важные обязанности. До свидания в лучшем мире". Это были его последние слова, когда я уходил, его меркнувшие глаза бросили на меня последний дружеский взгляд".
Так умер герой Отечественной войны, граф Милорадович, первая жертва российского политического фанатизма.
Ганноверский посланник Дернберг пишет о Имп. Николае I: "В эти ужасные минуты, он показал хладнокровие и присутствие духа, которые приводили в восхищение зрителей".
Принц Евгений вспоминает: "Император проявил в этом тяжелом положении много храбрости и присутствия духа".
Андрей Болотов, стоявший в толпе любопытных и находящийся в непосредственной близости к Императору, также вспоминает о мужестве Николая I.
Даже ненавидевший императора Николая I, потомок французских якобинцев, Кюстин пишет: "Очевидцы видели, как Николай духовно рос перед ними... Он был настолько спокоен, что ни разу не поднял своего коня в галоп". "Он был очень бледен, но ни один мускул не дрогнул в его лице. А смерть ходила около него. Заговорщики ведь указали его как свою первую жертву. Драгунский офицер, странного вида, с обвязанной головой, уже подходил к Царю и говорил с ним по дороге от Зимнего Дворца к Сенату. Это был Якубович, раненый в голову который хвастался тем, что он был готов убить всех тиранов.
Другой заговорщик, Булатов, держался около Императора, вооруженный пистолетом и кинжалом..." Каховский на допросе сказал Николаю I: "Слава Богу, что вы не приблизились к каре: в моей экзальтации я первый бы выстрелил в вас".
С. Волконский, потомок одного из декабристов, сообщает в книге "О декабристах": "Произошел бой, кончившийся подавлением мятежа.
Неудачная попытка раскрыла еще одну слабую сторону заговора: у них не было никаких корней. Народ не знал о них. Солдаты повиновались офицерам либо из побуждений слепой дисциплины, либо даже под туманом недоразумения: они кричали "Да здравствует Конституция", но многие думали, что "Конституция" есть женский род от слова "Константин" и что этим обозначается жена Великого князя Константина Павловича..." И не любившие Николая I, - по словам Зайцева, - "не могли отрицать, что 14 декабря показал он себя властелином. Личным мужеством и таинственным ореолом власти действовал на толпу. Он Власть... "Это Царь". Вожди мятежников могли быть и образованней его и много было правильного в том, что они требовали, но у них не было ни одного "рокового человека", Вождя. Николай Вождем оказался и победил".
* * *
Декабристы хотели, сознавали они это или не сознавали, довести начатое Петром I разрушение русской монархии до своего естественного конца. Д. С. Мережковский правильно отмечает в статье, посвященной 100-летию со дня восстания декабристов: "...Между Пушкиным и Петром - вот их место. Недаром, именно здесь, на Петровской площади, у подножия Медного Всадника, начинают они восстание, как будто против него.
Добро Строитель чудотворный!
Ужо тебя...
Как будто уничтожают его, а на самом деле, продолжают..."
XI. КАК "РЫЦАРИ СВОБОДЫ" ВЕЛИ СЕБЯ ВО ВРЕМЯ СЛЕДСТВИЯ
I
Николай Первый взял в свои руки следствие о заговоре декабристов, чтобы узнать самому лично цели и размах его. После первых же показаний ему стало ясно, что здесь не имеет место простой акт непослушания. Заговор не был измышлением каких-то доносчиков, - это была реальность. Цель заговора было уничтожение России такой, какой он себе ее представлял.
"Революция у ворот Империи, сказал он в эту трагическую ночь Великому Кн. Михаилу, но я клянусь, что она в нее не проникнет, пока я жив и пока я Государь милостию Божьей". И далее: "Это не военный бунт, но широкий заговор, который хотел подлыми действиями достигнуть бессмысленные цели... Мне кажется, что у нас в руках все нити и мы сможем вырвать все корни". И еще: "Могут меня убить, каждый день получаю угрозы анонимными письмами, но никто меня не запугает".
"С самого же начала я решил не искать виновного, но дать каждому возможность себя оправдать. Это исполнилось в точности.
Каждый, против которого было лишь одно свидетельство и не был застигнут на месте преступления, подвергался допросу; его отрицание, или недостаток доказательств имели следствием немедленное освобождение." "Это утверждение Николая I правильно, - пишет Грюнвальд. Николай испытывал удовольствие быть человеколюбивым, в особенности в начале следствия. Он отказался признать вину, даже признанную, молодого князя Суворова, юнкера Лейб-Гвардейского Конного полка. "Суворов не в состоянии изменить своему Государю".