Мастер Баллантрэ

Стивенсон Роберт Льюис

Меня, как человека постороннего и не расположенного к мастеру Баллантрэ, занимали рассказы об испытаниях, которые ему приходилось терпеть, но мастера Баллантрэ, толковавшего так много о терпении, это отнюдь не занимало, а, напротив, приводило в ярость. Были люди, которые рассказывали мне, будто мастер Баллантрэ, отбиваясь от Джесси, так сильно бил ее своей тростью, что она без чувств падала на землю. Насколько это верно, не знаю; мне достоверно известно только то, что мастер Баллантрэ обратился, наконец, к капитану Крэлю и попросил его избавить его от Джесси и «сплавить»

ее куда-нибудь, и что капитан Крэль, резко ответив ему на его просьбу, наотрез отказался это сделать.

И в конце концов Джесси все-таки одержала победу. В ее пользу была собрана большая сумма денег, и мастера Баллантрэ заставили прийти к ней на свидание, в продолжение которого он обязан был терпеливо выносить все ее любезности и терпеть, как она его целует, в то время как ее окружали какие-то неизвестные ему лица весьма подозрительного поведения, составлявшие, по-видимому, ее свиту.

Но я забежал немного вперед, буду последователен.

Вскоре после того, как Джесси Броун принялась преследовать мастера Баллантрэ, он в один прекрасный день вдруг явился ко мне в то время, как я сидел за работой, и более любезным тоном, чем он говорил со мной обыкновенно, когда я находился с ним вдвоем, сказал:

— Маккеллар, меня преследует одна девка. Я никак не могу добиться того, чтобы ее отправили к черту. Будьте так добры вмешаться в это дело и помочь мне.

— Сэр, — сказал я дрожащим голосом, — вы можете хлопотать об этом сами, я вовсе не желаю принимать участие в ваших грязных делах.

Он ничего не ответил и вышел из комнаты. Тотчас после этого ко мне вошел мистер Генри.

— Это еще что за новость? — сказал он сердитым голосом. — И вы также начинаете причинять мне неприятности? Вы, как я слышал, оскорбили моего брата.

— Вы очень ошибаетесь, мистер Генри, — сказал я, — не я оскорбил вашего брата, а напротив, ваш брат оскорбил меня. Но я только виноват перед вами в том отношении, что, отказавшись исполнить поручение мистера Балли, не рассудил, что, быть может, вы будете недовольны моим отказом. Для вас, мой дорогой сэр, я готов сделать все, что только от меня зависит, и скажите только слово, и я исполню ваше желание. Прости Господи, но для вас я, кажется, готов даже совершить грех, если бы это потребовалось.

И я рассказал ему обо всем, что произошло между мной и его братом.

Мистер Генри иронически улыбнулся. Такой иронической улыбки я никогда еще у него не видел.

— Вы отлично сделали, что отказались исполнить это поручение, — сказал он. — Пусть он расхлебывает сам кашу, которую он заварил.

Затем, увидев мастера Баллантрэ в саду, он отворил окно и, крикнув: «Мистер Балли, мистер Балли!», попросил его войти на минуту в комнату, так как он желал сказать ему два слова.

— Джемс, — сказал мистер Генри, после того как мой обвинитель вошел в комнату и затворил за собой дверь, — Джемс, — повторил он, глядя на меня и ласково улыбаясь, — ты пожаловался мне на мистера Маккеллара, и я по этому поводу имел с ним объяснение. Я должен сказать тебе, что словам мистера Маккеллара я верю безусловно больше,

чем твоим. Мы тут одни, и то, что я говорю тебе, останется между нами. Ты можешь делать, что тебе угодно, но в одном отношении я желал бы ограничить твою свободу действий, а именно, попросил бы тебя, чтобы, пока ты находишься под кровлей этого дома, ты обращался бы любезно с мистером Махкелларом и не начинал бы с ним ссоры. Мистера Маккеллара я высоко ценю и я не потерплю, чтобы его оскорбляли. А что касается поручения, которое ты дал ему, то ему незачем исполнять его; ты можешь сам разделаться со своей любезной и нести последствия своих дурных поступков. Я вовсе не желаю, чтобы кто-нибудь из моих подчиненных вмешался в такое грязное дело.

— Из подчиненных моего отца, — сказал мастер Баллантрэ.

— Ступай к отцу и расскажи ему об этом деле, — сказал мистер Генри.

Мастер Баллантрэ сильно побледнел.

— Я желаю, чтобы ты прогнал этого человека, — сказал, он указывая на меня пальцем.

— Этого не будет, — возразил мистер Генри.

— Ты дорого заплатишь мне за это, — сказал мастер Баллантрэ.

— Я уже так дорого заплатил за удовольствие иметь такого дурного брата, как ты, что мне уж и расплачиваться нечем. Я нравственно убит. Мне кажется, в душе моей не осталось ни одного места, которое ты мог бы затронуть.

— Ну, ничего, я постараюсь найти такое место, — ответил мастер Баллантрэ и неслышными шагами вышел из комнаты.

— Как вы думаете, Маккеллар, что он еще устроит нам? — спросил мистер Генри взволнованным голосом.

— Отпустите меня лучше, увольте меня, мой дорогой мистер Генри, — сказал я. — Ради меня вам придется только терпеть еще больше неприятностей, а у вас их и без того слишком много.

— Неужели вы решитесь покинуть меня и оставите меня одного, без друга? — спросил мистер Генрн.

Нам недолго пришлось оставаться в недоумении относительно того, какой способ мастер Баллантрэ изобретет, чтобы мучить своего брата. До того дня, в который произошел вышеупомянутый разговор, мастер Баллантрэ держал себя по отношению к миссис Генри очень хорошо. Он не искал встречи с ней и виделся с ней почти исключительно за столом, и тут во время обеда и ужина обращался с ней хотя и любезно, но совершенно непринужденно, как любящий брат и больше ничего. Он до этих пор не вмешивался также в отношения, существовавшие между супругами, не наговаривал ей на него и ему на нее, а довольствовался лишь тем, что в присутствии миссис Генри старался затмить мистера Генри своими изящными манерами и своей ловкостью.

Теперь же он стал держать себя совсем иначе, делал ли он это с целью отомстить мистеру Генри или же он скучал в Деррисдире и, желая чем-нибудь развлечься, устроил себе такую забаву, — этого никто не мог решить.

Но во всяком случае, в скором времени после того, как мастер Баллантрэ пригрозил мистеру Генри, что он отомстит ему, он начал ухаживать за миссис Генри. Замечала ли она это или нет, трудно сказать, но только она позволяла за собой ухаживать, а мистер Генри смотрел на это и молчал.