Мастер дизайна
Шрифт:
Девушка улыбнулась.
— Какого вам сыру? — спросила она и улыбнулась еще раз.
— Все равно, — сказал Кирилл Евгеньевич, опершись локтем о прилавок и как бы задумчиво любуясь ее работой. — До чего неуютная погода, льет, льет…
— На улице же снег! — захохотала она.
— Быть этого не может! — Он с притворным удивлением обернулся к окну.
— Конечно, снег, — повторила она. Ей уже не хотелось чтобы он надолго отворачивался.
— В такой снег хорошо сидеть дома, — сказал он.
— Дома скучно, и мать ворчит, — не согласилась девушка. — Тут новый фильм идет, посмотрим?
Юра
— Спасибо, но меня ждут… А какой фильм?
— Про заводное пианино… Не помню, название длинное.
— Я видел. Фильм очень грустный.
— А говорят, веселый. — Девушка попробовала улыбнуться, но на этот раз тщетно.
— Хорошо, диктуйте ваш телефон, — сказал Кирилл Евгеньевич, доставая книжку. — Только предупреждаю — вы у меня не одна. Условимся, что вы не будете требовать многого.
Когда Юра прорабатывал перед зеркалом элементы дизайна, зазвонил телефон в передней, и он услышал, как мать приглушила звук телевизора и взяла трубку.
— Кого? Юру?
— Слушаю, — сказал Юра, одним глазом косясь в телевизор.
Звонил Гриша Ованесов.
— Я звоню от дневального, это вообще-то не разрешается, поэтому слушай. У меня к тебе просьба, старик. Случилась ерунда какая-то… Настя из дому ушла.
— Как ушла?!
— Она сейчас у матери. Старик, прошу тебя, поговори с ней. Я пробовал туда звонить, но она не берет трубку.
В тот же день Юра был на Горького, где жили родители Насти.
— Тебя он послал? — спросила Настя, открывая дверь.
На руках у нее была девочка, сосавшая из бутылки.
Враждебная интонация ее вопроса вызвала в нем чувство неуверенности, но Юра вовремя вспомнил о наставлениях мэтра.
— Да, твой муж и мой друг, — ответил он.
Вышло как будто здорово, уверенно и веско.
— Зачем он послал тебя?
— Послал ради твоего же блага, — прокурорским голосом продолжал Юра.
Слова были круглые, обкатанные, он с гордостью ощущал форму.
— Господи… — Словно сбрасывая с себя наваждение, Настя встряхнула головой, и челка закрыла ей глаза. — Господи, господи…
«Получается!» — в азарте подумал Юра. Он взял телефонную трубку.
— Я вызываю такси, и мы вместе возвращаемся в Сокольники.
Вот это была решительность! Юра собой любовался!
— Так надо? — спросила Настя, измученно глядя на него.
Настоящий дизайн исключал сомнения.
— Это единственный выход, — ответил Юра.
Девочка, поев, стала засыпать, и Настя отнесла ее в кроватку.
— Подожди, послушай! — бросилась она к Юре. — Ведь если мы не нужны друг другу… если я не нужна ему, зачем же… зачем нам?! Может быть, я глупая, но ведь мне больно по-настоящему!
— Допускаю… — Юра склонил голову, как Кирилл Евгеньевич, но где-то внутри пробежал леденящий морозец: «Кто я такой, чтобы вмешиваться в их жизнь?» На помощь снова пришел дизайн. — Допускаю, что тебе больно, но ты сама виновата. Сбежала со слезами, с истерикой, а теперь засомневалась.
— Что же мне делать?! Вернуться?
На мгновение Юра растерялся. Он чувствовал себя способным придать одинаково блестящую форму любому варианту выбора.
— Возвращайся! — выпали, он, но тотчас же спохватился: — Нет, останься, останься!
Леденящий
Настя подумала и осталась.
— Главное вы поняли, — сказал Кирилл Евгеньевич при очередной встрече с Юрой, — теперь усвойте две вещи…
Как обычно, они гуляли по центру. Был ясный день без снега, но, с морозцем, и Кирилл Евгеньевич опустил наушники, вшитые женой в каракулевый пирожок.
— Искусством жизни владеет не тот, кто творит вещи, а тот, кто умеет ими пользоваться. Проникнитесь этим, Юра! Вам ясно? Если перед вами скрипка, не бейтесь над секретом ее устройства, а лучше научитесь на ней играть. Умение доставляет большее наслаждение, чем знание, оно сделает вас счастливым, знание же лишит последней иллюзии счастья. Постигнув все тайны мира, жить в нем уже невозможно. Страшитесь знания, мой друг, его искус губителен! Зачем вам мудрость, которая состарит вас раньше времени? Пользуйтесь, пользуйтесь всем, что вас окружает… Может быть, на вашу долю не выпадет больших радостей, что ж, пользуйтесь малыми, ведь и это искусство! Я, Юра, пропагандирую на лекциях теорию маленьких радостей жизни, и это мой второй сегодняшний тезис. Видите ли, мы не герои… Эпос Эллады создал титанов, которым все отпущено по сверхчеловеческой мере, эпос же нашего времени повествует о чиновнике, мечтавшем о новой шинели, и никакой дизайн не поменяет их местами. Маленькие радости, Юра, цените их! Культивируйте! Лелейте! Пользуйтесь тем, что сегодня хорошая погода, что в трамвае вам досталось место у окна, что вы купили в булочной свежий ситник, и не пытайтесь, умоляю, перевернуть мир в надежде на несбыточное счастье. Человечество всегда обманывалось в этом, попутно лишая себя доступных ему радостей настоящего… Вот, кстати, вы умеете читать?
Гуляя, они спустились с Кузнецкого моста на Неглинку.
— Читать?! — изумился Юра.
— Именно, именно… Читать, подчиняясь прихоти воображения, читать творчески, я бы сказал.
— Нет, — откровенно сознался Юра.
— Тогда записывайте… Вы никогда не берете книгу только потому, что она новая и вам посоветовали ее прочесть. Ставьте ее на полку и ждите. Ждите внутреннего толчка… Вот в вас мелькнуло смутное желание перелистать несколько страниц — сделайте это, но не больше… Вот вам захотелось прочесть отрывок… и вдруг, читая нечто совсем постороннее, вы ощущаете страстную тягу вернуться к той, первой книге, о существовании которой вы вроде бы и забыли, и тогда вы проглотите ее с жадностью, она пробудит в вас поток свежих мыслей, вы как бы перевоссоздадите ее, то есть будете творцом, художником чтения!
— А как вы смотрите на коллекционирование книг? — спросил Юра.
— Не надо стеллажей во всю стену, мой друг! Только томик Монтеня у ночника, томик Монтеня…
Прислушиваясь к себе, Юра чувствовал, как прорастает в нем новый человек. Сначала ему стоило громадных душевных затрат контролировать себя в мелочах, и он говорил, двигался словно спеленатый. Внешне это выглядело смешным, и он вызывал улыбки. «Что это с тобой?» — спрашивали сокурсники, но это не смущало Юру. Он упорно учился придавать форму словам и жестам.