Мастер Эдер и Пумукль

Каут Эллис

Но ничего не помогало. Пумуклю было уже не до упрямства. Чуть ли не со слезами на глазах он сел на чурку и тут почувствовал, что внутри у него что-то давит. Не зная, что такое угрызения совести, домовой подумал, что неприятное ощущение внутри вызывает голод.

— О, я голоден! Я не хочу сидеть один в мастерской, когда я голоден! — завопил он и прислушался. Тишина. Он закричал снова:

— Я уже умираю от голода! Скоро буду совсем мёртвым!

Пумукль приложил ухо к двери — дом словно вымер. Тогда он залез на верстак, уселся верхом на тиски и, глядя в ту сторону, где,

по обыкновению, стоял мастер Эдер, работая за верстаком, сказал:

— Если я умру, во всём будешь виноват только ты. Придёшь, а Пумукль лежит бледный и худой. Он с трудом откроет глаза и скажет: «Я бы с удовольствием поднял гвозди, но уж очень я стал слаб». И я попытаюсь поднять гвоздь, но рука бессильно упадёт. И ты будешь плакать и плакать по своему Пумуклю.

Ему стало так жаль себя, что крупная слеза скатилась по его носу. Но в глубине души Пумукль и сам понимал, что немного переборщил. Он предпочитал менее печальные истории. Спрыгнув с верстака, домовёнок побежал к двери с криком:

— Хочу есть! Хочу есть! — И тут наткнулся на кучу гвоздей на полу.

— Глупые гвозди! — и, немного подумав, проговорил: — Собрать вас, что ли, глупые гвозди?

Пумукль поднял самый длинный гвоздь и бросил его в один из отделов ящичка. Потом положил туда ещё один длинный гвоздь, мурлыкая при этом:

— Длинные гвозди, глупые гвозди. И ещё один — в ящик. Короткие гвозди, глупые гвозди; ещё один и ещё. Шурупы тоже в ящик. Ещё один шуруп, все шурупы глупые, я тоже глупый, э-э-э. Я хочу есть. Я так хочу есть. — И уже настоящие слёзы стояли у него в глазах, когда он сказал: — Я уберу, я всё уберу, вот ещё средний гвоздик, ещё один…

Через полчаса всё лежало в ящике, рассортированое по отделам. Когда Эдер вернулся после обеденного перерыва в мастерскую, ящик стоял на полу, а Пумукль сидел снова наверху, на трубе, с намазанным мелом лицом, чтобы выглядеть бледнее. Мастер вошёл в комнату и при виде убранных в ящик гвоздей и шурупов не мог сдержать удивлённого возгласа:

— О! Что я вижу! Произошло чудо! — И он оглядел мастерскую. — Пумукль!

Но Пумукль не отвечал. Пусть Эдер немного поищет и обнаружит его потом, совершенно бледного и измученного. Но мастер Эдер хорошо знал своего домового. Он подавил улыбку и проговорил достаточно громко, чтобы Пумукль мог его услышать, где бы он ни прятался:

— Что это я его зову? Ведь ясно, что это не его рук дело. Скорее всего, Фритц снова был здесь и навёл порядок.

— Нет! — возмущённо заорал Пумукль из своего убежища. — Никого здесь не было!

Эдер сделал нарочито удивлённое лицо.

— Ах вот ты где! Что ты там делаешь?

— Я умираю, — домовёнок попробовал придать своему голосу слабость.

— Ты, вероятно, упал в горшок с мукой, раз такой белый.

— Нет-нет, это я такой бледный, — и снова понизил голос, — бледный, как труп. Я ужасно ослаб. Если ты мне сейчас же не принесёшь что-нибудь поесть, я умру. Умру на месте.

— Что ты говоришь? Значит, твоё лицо белое не от муки? И не от мела?

—

Ты никогда не слышал, что ли, что лицо бывает белое как мел. От голода.

Мастеру стоило большого труда оставаться серьёзным.

— О, это ужасно. Даже твои руки бледные как мел.

— Они тоже голодны.

— А штаны и рубашка? Тоже хотят есть?

— Конечно! Я весь хочу есть!

— Ну, тогда мы срочно должны что-то предпринять. К счастью, я кое-что для тебя оставил, на тот случай, если ты всё-таки приберёшь гвозди.

— Да, это был, действительно, лишь случай, — попробовал защититься Пумукль. — А то подумаешь, что я теперь всегда буду собирать глупые гвозди. Я же не какой-нибудь там…

— Кёльнский домовой. Я знаю, — Эдер улыбнулся. Он с удивлением принялся рассматривать прибранный ящик.

— Здорово! Просто здорово ты всё прибрал!

Он выловил один шуруп, лежащий среди гвоздей.

— Не трогай! Ты опять всё перепутаешь! — закричал Пумукль и спрыгнул с трубы, встал на ящик и строго сказал:

— Я — домовой, который знает, что такое порядок!

— Порядочный домовой, так сказать, — засмеялся Эдер.

Пумукль увидел прежнее доброе лицо старого мастера, на котором не было и следа недовольства, и добавил:

— Голодный порядочный домовой.

Эдер посадил взлохмачённого малыша на своё плечо и сказал, улыбаясь:

— Ну, так и быть, пойдём есть. Жаренная сосиска давно ждёт тебя.

Когда они поднимались по лестнице, Пумукль держался за ухо мастера и распевал:

Уже давно сосиска ждёт, Когда в мой рот она пойдёт. Пора мне голод свой забыть, Во всём порядок должен быть!

Оба были снова довольны. Столяр не любил сердиться. А Пумукль, каким бы дерзким он ни казался, терпеть не мог ссор со своим старым мастером.

Когда в пять часов вечера в мастерскую снова пришёл Фритц, для него работы уже не было. Он, правда, нашёл в ящике несколько неправильно разложенных гвоздей, но, когда он хотел положить их в нужный отдел, сильно укололся. Сам? В это не поверит тот, кто знает «порядочного» домового, домового, который любит порядок.

У Пумукля появилась идея

Если быть точным, то идея появилась сначала у мастера. Пумукль очень гордился тем, что любит порядок, и Эдер хотел сделать эту любовь более приятной для малыша: он решил выделить ему место в мастерской, где бы домовой мог хранить все свои пожитки. Самым пригодным местом мог бы стать маленький комод с ящиками и отделами, куда Пумукль складывал понравившиеся ему вещи: блестящие пуговицы, шоколадки, огрызки карандашей и так далее.