Мастер перехвата

Байкалов Альберт

Умалат сильно нервничал. Сам он уже шел на поправку и был готов хоть сейчас продолжить путь, чего не скажешь о Галкине. Со слов Ибрагима болезнь ученого еще не побеждена. Он объяснил, что даже при своевременном начале лечения она длится от трех до четырех недель. В случае же с Галкиным все гораздо сложнее. Пневмония была в запущенном состоянии, ко всему Ибрагим не мог полностью заменить на дому стационар.

Мажид остался у родственника. В последний момент Умалат решил, что так будет лучше. Иногда, под покровом ночи, он приходил навестить командира. Несмотря на внешнее спокойствие

Ибрагима, Умалат не расслаблялся. На Кавказе не принято прощать убийство близких. Доктор просто выдерживал паузу. Он все равно что-то предпримет.

Галкин снова стал кашлять. Умалат дотянулся до стоящего на стуле телевизора и надавил на кнопку включения. Экран засветился. Старенький кинескоп словно выдавил из глубины черно-белое изображение диктора. Симпатичная брюнетка рассказывала об очередной успешной операции силовиков в Ингушетии. Диктора сменили кадры полуразрушенного, объятого огнем дома.

Раздался шорох, и в комнату вошел Ибрагим. В руках он нес небольшой металлический разнос, накрытый марлей.

– Перевернись, – приказал он Галкину.

Ученый лег на живот и спустил кальсоны.

– Смотри, Ибрагим, как русские сровняли с землей дом, где жили боевики, – со злорадством сказал Умалат. – Думаешь, они дадут хозяевам компенсацию?

– Зачем ты мне это говоришь? – ставя разнос на табурет, с нотками недовольства спросил Ибрагим. – Пугаешь? Не стоит. Я тебе дал слово, что еще сутки после твоего ухода буду молчать.

– Неужели ты потом пойдешь жаловаться на меня в милицию?

– Никому я жаловаться не буду. – Ибрагим взял в руки шприц, собираясь сделать укол Галкину. – Или ты считаешь, что я не мужчина и не могу сам решать свои проблемы?

Когда он ушел, Галкин медленно перевернулся на бок:

– Время звонить.

– Ты хочешь, чтобы я принес тебе телефон? – неожиданно вспылил Умалат. – Подойди и возьми.

Галкин, кряхтя, встал, вынул из нагрудного кармана висевшей на спинке стула куртки трубку, развернул похожую на сигару антенну и стал набирать номер.

– Одна минута тебе на все, – напомнил Умалат.

– Алле, Оля! Здравствуй, милая… Все хорошо… Скоро вас отпустят, – неожиданно Галкин начал кашлять и заговорил захлебываясь. – Какой телефон? Да… Угу… Зачем? Понял, передам завтра. Мне надо вспомнить.

Умалат протянул руку.

– Ну все, целую, держись.

– Что дочка говорит? – сложив антенну, спросил Умалат.

– Все пока нормально. Больше интересовалась, как у меня дела.

– А про какой телефон она тебя спрашивала? – насторожился Умалат.

– Ей нужен номер одного нашего знакомого…

– Не понял. Она в камере сидит, а не в телефонной будке. Ей трубу дают, чтобы она минуту с тобой говорила.

– Откуда я знаю? – глаза Галкина при этом забегали.

– Кажется, я понял.

– Что?

– Спи, – отмахнулся Умалат.

Он догадался, для чего дочь Галкина просила телефон родственников. Наверняка Гази решил использовать женщину и ребенка с двойной выгодой для себя. Кроме того, что хитрец получил деньги от него, он решил требовать за Галкину выкуп у родственников. Пока женщина сидела, люди Гази разузнали у нее, кто может

заплатить, и теперь требуют телефон.

– Галкин! – позвал Умалат.

– Да.

– Скажи, опасно делать атомную бомбу?

– Я сам не делаю, – после небольшой паузы ответил Галкин. – Наше дело проектировать определенные компоненты. Там много разных систем, и над каждой работает целый коллектив.

– Ты долго учился?

– Всю жизнь. Скажи, Умалат, – Галкин неожиданно сел, – может, вся эта история с независимой экспертной группой чистой воды сказка?

– Почему так решил?

– Кто будет прислушиваться к мнению людей, чьи родственники находятся в руках бандитов?

Ошарашенный вопросом Умалат медленно встал.

– Повтори, как ты сказал? – больше для того, чтобы обдумать ответ, потребовал Умалат.

– Допустим, все будет так, как ты говоришь, и в назначенное время экспертная группа, состоящая из ученых разных стран, на основании осмотра объектов Ирана составит акт. Кто поверит этому документу, если подписавшие его люди работали под страхом за своих близких?

– Это не мое дело. Только хочу тебе сказать одну вещь, – он подошел к кровати Галкина и прошептал ему на ухо: – Мы не бандиты. Это вы пришли к нам в дом и решили наводить здесь порядок. Мы берем одного-двух заложников, русские держат в тюрьмах тысячи моих земляков. Посмотри историю. Вы триста лет убиваете чеченцев, отправляете в ссылку. Что мы вам сделали плохого?

– Вам дали суверенитет, – неожиданно зло заговорил Галкин. – Во что вы превратили свою республику? Сколько русских и людей других национальностей было вышвырнуто из своих квартир на улицу или попросту убито? Вы сразу вернулись в средневековье и стали устраивать показательные расстрелы. Чечня превратилась в рассадник преступности. Никто не работал. Все поголовно вооружились и пошли грабить и третировать соседние республики.

– Мой народ хотел помочь братьям по вере обрести свободу! – Умалат стал закипать.

– Я хорошо знаю планы вашего руководства. Ты называешь дагестанцев и ингушей братским народом, а на деле вы считаете их людьми второго сорта.

– Кто тебе сказал? – едва сдерживаясь, чтобы не ударить Галкина, взревел Умалат.

– А зачем вы начали взрывать дома и электрички? – Галкин тоже завелся.

На шум прибежал Ибрагим. Не обращая на него внимания, Умалат продолжал метать молнии:

– Это ваше ФСБ все делало!

– Неправда, – покачал головой Галкин и лег.

– Зачем кричите так громко? – строго нахмурил брови Ибрагим. – На улице слышно.

– Я не закончил свою мысль, – едва Ибрагим вышел, вернулся к началу разговора Галкин. – Мне кажется, вы обманули нас по поводу независимой экспертизы.

– Зачем?

– Просто кто-то решил, что я и Беляков можем оказать содействие в создании ядерного устройства. Заранее хочу сказать, это бесполезно.

* * *

К дому, где жил Гази, Антон с офицерами-чеченцами подъехал на рассвете. Фонари и уставшие за ночь рекламные огни померкли на фоне выступившего из темноты города. Небо налилось розовым свечением. По улицам загремели трамваи.