Мастер проклятий. Сепаратист
Шрифт:
– А теперь, господа полевые командиры, кто-нибудь объяснит мне что за verpa 1 происходит? Сначала заявляется трибун, сообщает, что мы победили, и нужно срочно добывать транспорт для сбора трофеев. Потом начинают появляться бойцы, которые дружно твердят, что все пропало, мы разгромлены страшным иерархом и нужно срочно собирать манатки и бежать куда угодно. Не успеваю я сообразить, что с этим делать, являетесь вы во всем блеске красоты и славы с трофеями, и еще на локомобилях! Я уже откровенно теряюсь, а когда я теряюсь, я начинаю злиться. В ваших интересах
1
Если подставите сюда подходящее по смыслу русское слово, не ошибетесь
Мы с Доменико переглянулись, и кузен снова расхохотался. Я – сдержался, потому что Северин, наблюдая за весельем начал наливаться дурной краснотой. Пришлось объяснять, что в целом акция прошла успешно, но иерарх устроил побоище. Многие бежали, но потом иерарха все же упокоили. Рубио приехал первым, потому что ехал на локомобиле. Аферу с грузовиками тоже пересказал.
– Везучие вы… – протянул Северин, выслушав рассказ. – Трибун бы сказал, что это потому что дураки, но я промолчу. Что ж теперь делать-то?
– Трофеи распределять, – пожал плечами Доменико. – И отряды самообороны формировать. Обучать их. И решить, как будем обороняться.
– Это как раз понятно, – поморщился центурион. Мне интересно, как на все это метрополия отреагирует и церковь. Убийство этого их иерарха… Как бы не заявились сюда всей компанией. Если правда, что вы говорите их даже пули не берут, тяжело придется.
– Предлагаешь перебираться на запад? Людей-то ладно, а вот станки перевезти непросто будет, – протянул Доменико. – А без заводов мы там никому не нужны, нахлебниками.
– Нет, это не вариант, – покачал головой Северин. – Мы и людей-то не сможем перевезти.
– Ребята, вы чего? – удивился я. – У нас куча оружия, полно людей, которые сидят без дела на территории бывшей тюрьмы, а в городе нет армии и жандармов мало. Если вы не собираетесь бежать, то мне кажется просто необходимым занять его весь, разве нет?
Северин посмотрел на меня как на идиота.
– Ты хочешь с тремя тысячами необученных горожан вести наступательные действия против всей республики?
– Да при чем здесь наступательные действия? Верхняя часть осталась без прикрытия. Сколько там жандармов сейчас? Если мы займем Памплону, то, потом, когда они придут в себя, нам же обороняться будет проще! Северин, я не военный, и совсем не разбираюсь в военном деле, но если просто логику использовать? Сейчас они могут накопить в верхней части города сколько угодно войск, после чего нас отсюда непременно выдавят. А если Памплона будет наша, наступать придется уже откуда-то еще. Ну, скажем, из Туделы или из Хаки, а это еще дойти нужно.
Доменико, пожевав губами, ответил:
– Северин, я тоже не военный, но звучит правдоподобно. Или мы с Диего в самом деле чего-то не понимаем?
Центурион молчал, наверное, целую минуту, но потом все-таки признался:
– Не вижу изъянов. Просто дико думать, что мы можем наступать такими силами. Лупанарий же полный!
– Сейчас везде бардак, – пожал плечами Доменико. – Как раз наилучшие шансы на удачу – потом будет поздно. Да и людей надо в дома расселять. Зима близко, в палатках ночевать не получится. У большинства жилье в верхней части города. Да и жить такой кучей… Сколько
– Боги с вами, но давайте дождемся возвращения Рубио, – махнул рукой Северин. – Утром будем решать, как дальше жить.
– Нет уж, – тут уже я вмешался. – Рубио еще сутки может слоняться по окрестным фермам, собирая лошадей и повозки. Время уходит. Нужно действовать сейчас. Решайся, центурион.
– Согласен с Диего, – поддержал меня кузен. – Сейчас очень подходящий момент. Командуй, центурион, или мы сами соберем людей.
– Canis matrem! – выматерился Северин. – Вы оба правы, дерзкие щенки, а я слишком стар для этого дерьма.
– Северин, люди за тобой идут, – не ослаблял давления Доменико. – Тебе верят. Мы с Диего сможем собрать только тех, кто был с нами возле железной дороги. Этого мало.
– Ждите перед комендатурой. – Мрачно проговорил центурион. – Людей будем там собирать. И подумайте, что кроме магистрата, жандармерии и храма нужно занять в первую очередь.
Я понимал нежелание центуриона действовать. Наверное, даже лучше, чем он сам. И не потому, что такой опытный, просто я помню историю. Ту еще историю, из прошлого мира. Империя с античности не знала гражданских войн. Но Северин чует, спинным мозгом ощущает всю ту кровь и грязь, что нависли над нами, и не хочет быть одним из тех, кто будет в этом участвовать. Только поздно. Все уже закрутилось. Остановить теперь не получится. Самое мерзкое, что для меня это даже хорошо.
Глава 2
Перед зданием комендатуры собралась внушительная толпа. Около тысячи человек – в основном мужчины всех возрастов, но порой взгляд выхватывает светлые женские юбки. Люди стоят здесь не просто так – они распределились в несколько длинных очередей, упирающихся в грузовики с которых раздают оружие. По одной винтовке Спенсера и по пачке патронов на руки. Северин бросил клич по лагерю. Позвал всех, кто способен самостоятельно зарядить и выстрелить из винтовки. Судя по лицу центуриона, зрелища, более тошного, чем сейчас, видеть ему не приходилось. Глядя, как неумело управляются с винтовками счастливчики, мне тоже становится паршиво. Это не солдаты. Это даже не ополченцы. Энтузиазм и боевой задор никак не компенсируют того факта, что наша армия состоит из рабочих, школьников и даже домохозяек. Это именно толпа. Если нам окажут хоть какое-то сопротивление, крови будет много – Кера будет довольна. Богиня стоит рядом, и как раз она явственно наслаждается происходящим. На лице хищное предвкушение, глаза горят восторгом, аккуратные губки будто налились кровью – сейчас она напоминает мне вампира из фильмов моего прошлого мира. Вообще я уже привык к особенностям моей спутницы, но вот это предвкушение…
– Презираешь меня, смертный? – шепчет девушка мне на ухо. – А ведь это не я отправляю этих людей убивать и умирать. Это делаешь ты. Вы, смертные, больше всего любите убивать всех вокруг. Не важно, кого – вам нравится сам процесс. Убивать всех, до кого руки дотянутся – это сама суть человечности. Вот он настоящий гуманизм, а не эта ваша недавняя придумка. Вам нет большей радости, чем поизобретательнее прикончить друг друга. Так почему ты отказываешь мне в праве насладиться зрелищем?
– Ты права, – шепчу я в ответ. – Мы такие. Но мне не нравится таким быть. Я себя за это не люблю и переношу свое отвращение на тебя.