Мастер сыскного дела
Шрифт:
А под утро в дом вновь забарабанили.
— Кто?.. Чего надоть? — недовольно крикнул сквозь дверь Паша, взяв на всякий случай в руки кочергу.
— Это вы товарища Куприянова искали? — ответили из-за двери.
— Ну, мы.
— Он в штабе двенадцатой армии. Поехали со мной, я как раз туда направляюсь.
— А вы кто такой будете?
— Я?.. Военный корреспондент, фамилия моя — Бабель...
Глава 21
Велик город Санкт-Петербург, но и мал, отчего сколь ни скрывайся,
Не успели фейерверки отгреметь, как задумала русская царица Екатерина Алексеевна новую забаву — с ледяных гор катание. Была она великой затейницей, до праздников охочей, отчего чуть не через день устраивала придворным своим балы да гулянья.
Пробили на Неве прорубь да стали черпать оттуда воду, сливая в бочки, на телеги поставленные. Нальют, крикнет возчик:
— Но-о, пошла!
Стеганет кнутом, лошадь вздрогнет, напряжется, стронет телегу с места, потащит, оскальзываясь, в обледенелой колее.
— Но-о!..
Медленно тянется по Петербургу обоз из десятков телег, покуда едут, вода поверх ледяной коркой схватывается. Взберутся на холм — там солдаты, навалятся разом, бочку опрокинут, хлынет по склону вода, на глазах застывая, а поверх нее уж новая волна из другой бочки течет!
В один день налили, наморозили горку, вкруг фонари поставили да скульптуры шутейные, костры из бревен в обхват сложили, чтоб греться можно было. На другой день, к ночи, потянулись к горке возки да кареты одна другой богаче, на запятках слуги в золотых ливреях. Подъехали. Из карет придворные полезли, все в машкерадных костюмах, иные в масках — собрались кучками, ждут. Глядят — солдаты скачут с факелами горящими в руках, сами в костюмах диковинных — кто в арапа ряжен, кто в индуса.
— Государыня, государыня!.. — зашептались вокруг. — Она!..
Открылась дверца, Государыня-императрица спрыгнула на снег, спросила:
— Готово ли все?
— Готово, матушка!
— Ну так начинайте, не медлите!
Разбежались слуги...
Пошло веселье...
Оглушительно лопнули, взлетели фейерверки, затрещали шутихи, вспыхнули огни. Все пришло в движение — закрутилось, завертелось, загалдело... Скучать не моги, коль у самой Императрицы в гостях — веселись!
Вот уж и санки подкатили — резные, большие — вдесятером сесть можно.
— На горку, на горку, — закричали со всех сторон.
Первой Императрица наверх взошла, полы шубы подобрав, на санки присела, огляделась, рукой махнула...
Подбежали солдаты, санки толкнули, покатились они вниз: все быстрее да быстрее... Лед хрустит, под полозья набегает, ветер лицо сечет, слезу вышибая, страшно так, что дух перехватывает!
Вдруг — бугор нежданный, подскочили санки, подпрыгнули, накренились... Зажмурились все!
Удар!..
Посыпались с санок люди будто горох, и самая первая Государыня императрица — хлоп в сугроб, только ноги торчат!
Ах!..
Побежали к царице со всех сторон придворные, слуги да солдаты — охают, ахают, головами качают —
А Государыня из сугроба выбралась, хохочет, снег с лица стирает, сама вся румяная то ли из-за мороза, то ли от света шутих.
Тут уж все наперебой, локтями друг дружку толкая, на гору побежали да скатываться с нее стали, сталкиваясь и кубарем вниз летя, и такой тут визг пошел да крики, что за несколько верст слыхать! Кто и расшибался в кровь, да тех в сторону отволакивали, дабы они веселью не мешали!
И Карл Фирлефанц здесь же — как иначе, когда весь двор на санках с горок катается, иные в больших, чем хранитель Рентереи, годах и чинах!
— Ну чего глядишь — айда место на санках искать, — шепчет Карл, подталкивая сына своего Якова в спину. — Надобно бы нам ближе к Государыне подобраться, чтоб приметила она нас.
Делать нечего — пошли наверх, куда солдаты пустые санки волокли.
Сели.
Да тут же кто-то спереди на санки плюхнулся, на них опрокидываясь. Глянул Карл, а это не кто иной, как старый знакомец его, саксонский ювелир Гольдман — сидит, подбоченясь, хоть видно, что не по нраву ему забавы русские, лучше бы теперь в кабачке теплом вино пить да трубку курить, как то в старой доброй Германии принято.
Вот уж и мест боле нет!
Подскочили тут солдаты, ухватились с боков, побежали, санки к обрыву разгоняя. Скрипят полозья, тяжело дышат солдаты, визжат дамы... А Карл к самому уху Гольдмана наклонился да шепчет по-немецки:
— А ведь то ты в лесу был, признал я тебя!..
Вздрогнул саксонский ювелир, голос его заслышав, самого в жар бросило, хоть ветер ему ледяными иголками лицо сечет!
Вот где им свидеться пришлось!..
Свалились вниз — полозья на колдобинах прыгают, седоки с санок в снег валятся, по сторонам раскатываются — хранитель Рентереи в одну сторону, саксонский купец в другую!
А боле они уж не встретились, Гольдман как из сугроба выбрался — с колен не вставая, да бочком-бочком, в сторонку побежал, где Фридрих Леммер с девками русскими в снегу валялся. Девки визжат, от Фридриха бегают, он их догоняет, наземь роняет, сверху прыгает и ну лапать да за груди щипать — нравятся ему девки русские своей ядреностью да простотой. Насилу Гольдман его высвободил.
— Чего надо? — разозлился Фридрих, сам в сторону девок поглядывая да знаки любовные им подавая.
— Худо дело! Ведь признал он нас! — взволнованно шепчет ему в ухо ювелир саксонский.
— Кто признал-то? — в толк взять не может Фридрих. — Да кого?
— Нас признал — Карл Фирлефанц, хранитель Рентерейный! — круглит глаза Гольдман.
— Ну?! — ахнул, в лице переменившись, Фридрих Леммер. — Откуда известно?
— Сам он мне о том сказал, как мы с горки на санках катились!.. Боюсь — не сегодня так завтра царице донесет!
Помрачнел Фридрих, не до девок ему стало — махнул на них рукой, отчего те губки поджали да, фыркнув, побежали себе иных кавалеров для веселых игр искать.