Мастер времени. Офелия
Шрифт:
Наплевав на все правила приличия, Офелия сперва заглянула к Роуэну, отчитавшись об убийстве твари. После чего на пойманном кэбе отправилась домой. Ванна, бокал шерри и чистая одежда почти привели её в чувство. Сидя у камина, она задавалась одним вопросом – почему ожила статуя? А если это не статуя, то почему ракшас не очухался раньше. Но почему-то решила, что ответов на эти вопросы она так и не узнает.
Темное желание
Сегодня вечером Офелия выбрала красное вино. Была ли это гастрономическая причуда, или душа просила чего-то, способного помочь скоротать вечер, она и сама бы не сказала. Но глядя на огонь в камине через красную жидкость, она думала о чём-то своём, погружаясь в глубины памяти. Бокал, будто механическая игрушка, поворачивался
Кресло, словно большой плюшевый медведь, обнимало её, не давая подняться. Она посмотрела на свои ноги, бессильно вытянутые в сторону огня. Сколько они прошли сегодня миль?! А сколько придётся пройти завтра! Офелия понимала это и внутренне содрогалась этой реальности. Она бы всё бросила и заперлась дома. Если бы не одно «но». Она не могла. Всему виной был аккуратно сложенный лист серой казённой бумаги с вензелем почтовой службы, на котором выделялся резкий размашистый почерк.
«Г-же Офелии. Кроутон-Чёрч, 23. Прошу Вас быть сегодня возле анатомического театра в 19.00. Дело неотложное.
С уважением, Шерлок Холмс»
Получив конверт, она несказанно удивилась и решила для себя, что это чей-то глупый розыгрыш. Наподобие дурацких дуэлей, которые, несмотря на уголовное преследование со стороны Скотланд-Ярда, гремели по всей Британии. Несмотря на прямое и явное убийство, закон буксовал, когда речь заходила о представителях высшего общества. А дрались именно они, причем по всякому, даже самому пустяковому поводу. В первое время в ход шли отцовские шпаги, но очень быстро «золотая молодёжь» переключилась на огнестрельное оружие. Один выстрел – один труп. Таковы правила.
Впрочем, всё это не так сильно тревожило её, нежели состоявшийся визит к Шерлоку Холмсу. Посещение этого здания никогда не входило в число приоритетных задач. Встреча проходила именно так, как и предполагала Офелия. Еще издали она разглядела стоящего у газового фонаря высокого худощавого мужчину в опрятном пальто с тростью в руках и неизменной трубкой в зубах. Его глаза легко выделили её в толпе отдыхающих горожан. Впились на мгновение, словно дикий кот в несчастную птаху и… тут же отпустили. Знакомство состоялось!
Едва она подошла ближе, как он стремительно шагнул к ней, изящным жестом поднеся её руку к губам.
– Мисс Офелия, много наслышан о Вас, – он приподнял свою кепку. – И хочу сказать, что мои первоначальные догадки абсолютно верны. Вы чрезвычайно похожи на свой прототип.
Она недоумённо вздёрнула бровь, ошеломлённая его заявлением. Но в его серых колючих глазах зажглись весёлые огоньки, отражаясь в привычных к такому городских лужах.
– По правде говоря, только от полной безысходности я Вас отрываю от важных дел, ибо дело, которое я самонадеянно взялся расследовать, заходит в тупик. Сперва я подумал, что это кто-то из высшего света. Известные личности вроде графа Морнстона или его дальних родственников Джоурнсеев. Или Вы… о, прошу прощения, конечно же, Вы не в курсе. Давайте пройдёмся и я всё спокойно Вам расскажу.
Его рассказ занял достаточно времени, чтобы пройтись до остановки паромобилей на Кэвендиш-роуд и обратно. К концу повествования Офелия поняла, что собеседнику известно слишком многое. В том числе и о ней. Вот только как он распорядится полученным знанием… Впрочем, сейчас её это не волновало. Интерес вызывало другое. Кто-то убил пятерых лучших дуэлянтов и не просто убил, а в буквальном смысле разорвал их на части. С первобытной жестокостью, словно при этом впадал в несказанную ярость.
– Майкрофт говорит, что на верхах, – тут он сделал паузу, – в полнейшем замешательстве. И терпение власть предержащих подходит к концу. В случае продолжения убийств полетят головы. И, боюсь, – тут он снова улыбнулся, только на этот раз печально, – наши с братом. Я испробовал всё. Призвал на помощь дедукцию, но, увы, безрезультатно. Убийца неуловим. И не только неуловим, но и невидим. Боюсь, что на этот раз я столкнулся со сверхъестественным проявлением адских сил, ибо других версий у меня не осталось.
Офелия не проронила ни слова за весь вечер, отстранённо разглядывая тёмное небо Лондиниума. Что-то в нём неуловимо менялось. То ли эпоха подходила к концу, то ли мир менялся стремительней, чем хотелось
– Я постараюсь помочь, мистер Шерлок Холмс, но, – тут она взглянула прямо в его глаза, – ничего не обещаю. Честно говоря, не думаю, что там, где не справился Ваш прославленный гений, удастся добиться успеха прожигательнице жизни вроде меня.
– Счастлив буду любой помощи, – склонил он голову. – Мне очень не хватает Джона, – промолвил он с грустной улыбкой. – Его скептицизм всегда выручал меня в запутанных делах, но таков удел холостяков. Мы, в конце концов, остаёмся одни.
Расстались они, как ей показалось, полностью довольные друг другом. Всё, что смог обнаружить сыщик, помещалось в небольшом конверте поздравительного образца. И сидя сейчас у камина, Офелия лениво наблюдала, как жадное пламя обгладывает брошенный в него конверт. В руке, свободной от бокала, она держала два листка бумаги с печатями Скотланд-Ярда. Один был заключением врача о результатах вскрытия, другой – опись с места преступления. Документ о вскрытии заставил её поморщиться. Люди так не убивают. Либо убивают в состоянии, о котором писал бедный юный глупец Генри Джекил в своей предсмертной записке.
Она пригубила вино и с удивлением заметила, что бокал уже опустел. Потянувшись и взглянув на часы, поняла, что просидела большую часть ночи. Камин почти погас, а растапливать его заново Офелия не собиралась. Завернувшись в клановый плед скоттов, она прошествовала в спальню и уснула, едва голова её коснулась подушки.
С утра энергия буквально переполняла Офелию. Хотелось двигаться, бросаться на невидимого врага, но, взяв себя в руки и позавтракав холодными тостами с кофе, она принялась за утренний туалет, когда стук в дверь прервал её начинания. Пройдя босиком по холодным камням, она приоткрыла дверь. Вместе с запахами города и морозным утренним воздухом в квартиру ворвался гул пролетающего над домом дирижабля. За нею стоял мальчишка в поношенной форме почтового рассыльного. Увидев открывающуюся дверь, он затараторил, словно боялся не выполнить поручение:
– У меня послание для мисс Офелии от мистера Холмса, – выпалив это, сорванец протянул ей сложенную в несколько раз записку. Буркнув слова благодарности, Офелия взяла записку и, захлопнув дверь, принялась за чтение:
«Уважаемая мисс Офелия! Сегодня совершенно еще одно убийство. Убит виконт Альберт Гартнер. Провёл восемнадцать дуэлей со смертельным финалом. Выпотрошен, как и предыдущие.
Искренне ваш, Ш.Х.»
Она знала, где жила эта семейка. Герои всех последних колониальных войн, отличавшихся особой жестокостью по отношению к побеждённым туземцам, Гартнеры сколотили огромное состояние, вывозя драгоценные камни из почти обезлюдевшей Хиндии. Пока Офелия собралась, проявив ту же тщательность, что и при сборах в дальнее путешествие, прошла пара часов. И она приехала на Соррингтон-плэйс к полудню. У дома собралась толпа праздных зевак и журналистов всех мастей. Все жаждали подробностей. Констебли сдерживали любопытных, но делали сегодня это как-то нервно. Наконец из дома показались коронеры, несшие мешок из плотной чёрной ткани, в котором угадывались очертания человеческого тела. Весьма условного. На миг на крыльце появился сам сэр Джордж Гартнер. Полковник “Стальной клык”, как прозвали его солдаты в Хиндии. Личность весьма популярная в определённых кругах, как рассказал ей позже Шерлок Холмс. Но сейчас внимание Офелии было приковано к мешку с телом. Случайно её взгляд скользнул по толпе зевак. Всё как обычно. Волнующаяся река человеческих лиц, кажущимися одинаковыми из-за общего выражения ненасытного интереса, сменяющегося брезгливостью, стоит им увидеть предмет своего вожделения. В основном это были лица взрослых – заносчивые, отстранённые, отмеченные чувством собственного превосходства, никак не связанных с остальными зрителями, но составляющих с ними одно целое. Но были и детские, на которых всё происходящее отражалось искренне.