Мастер. Размышления о преображении интеллектула в просветлённого
Шрифт:
Это настолько невероятно, что когда я привел туда одного из моих профессоров... а это был старик, он побывал повсюду в мире. Он был профессором в Америке, в Англии, на Гавайях; всю свою жизнь он был как кочевник с большой квалификацией, и всегда был готов отправиться в любой университет, куда угодно. Я настаивал, что ему следует приехать и посмотреть, а он говорил: «Я повидал весь мир, что там может быть еще особенного?»
Я сказал: «Не говорите так, пока не увидите того, что я собираюсь показать вам».
В конце концов, он согласился, с неохотой. Я отвез
Итак, я отвез Арджуна к себе домой и сказал ему: «Лучшее место — мраморные скалы. Там есть прекрасный водопад... так что отдохни, вот все, что тебе хочется лучшего из еды — пообедай, как следует, и мы пойдем поспим. Будильник поставим на три часа, и в три часа отправимся. Я должен отвезти тебя туда, а когда тебя не станет, мне нужно будет возвращаться к своим обычным делам».
Он не сводил с меня изумленных глаз. Наконец он вымолвил: «Что ты за друг такой? Каждый говорит мне: «Не совершай самоубийство. Такие вещи бывают. Это дело самое обычное: один влюбляется... и если другой не соглашается, не нужно переживать. На свете полно красивых девушек, и та девушка не Клеопатра. Не о чем переживать: мы найдем девушку получше». Каждый старается уговорить меня не совершать самоубийства. Ты странный парень: ты предлагаешь мне точный план!»
Я сказал: «Если уж делать что-то, то надо это точно планировать. Чтобы добраться туда, потребуется час, потом я попрощаюсь с тобой, и ты прыгнешь. Я подожду и увижу, что ты прыгнул, а потом займусь своим делом. Я поеду назад».
Потом я заказал все угощения, которые ему нравились, — бенгальские сладости, все бенгальское, — но даже во время еды он непрерывно глядел на меня.
Я спросил: «Отчего ты все так смотришь на меня?»
Он сказал: «Мне просто удивительно, что же ты за друг такой?»
Я ответил: «Я именно такой друг, какой должен быть: друг в нужде, это и есть настоящий друг! Если ты хочешь совершить самоубийство, я готов помочь; если ты хочешь жить, я готов помочь. Я не вмешиваюсь».
А когда прозвенело три часа, он сразу же положил руку на будильник.
Я схватил его руку на будильнике и сказал: «Не надо».
Он сказал: «Но ведь слишком холодно».
Я сказал: «Холодно или нет — тебе ехать только в одну сторону. А мне надо будет еще возвращаться и жить. Подумай же и обо мне!»
Тут его вдруг прорвало: «Не желаю я совершать самоубийство!»
Я сказал: «Вот странно. Мы уже все распланировали, и в последний момент ты решаешь отказаться! Ты что же это?»
Он сказал: «Но я не хочу совершать самоубийство».
Я ответил: «Подумай о девушке».
Он сказал: «Не волнует меня никакая девушка».
Я сказал: «Тебе следовало сказать мне об этом раньше. Я потратил деньги на обед».
Он
Я сказал: «Тогда все в порядке. Так ты действительно решил не совершать самоубийства? Так никогда больше не упоминай об этом! Жизнь будет трудной, так что не обвиняй меня. Не говори мне: «Почему ты не настоял?» Я настаивал! Жизнь не будет устлана розами — можешь не надеяться. Она будет всевозможными мучениями, бедами и страданиями. Ты женишься и заведешь дюжину детей — и тогда уж не вини меня! Еще есть время: пойдем. Мой автомобиль наготове... а прыжок займет всего одно мгновение — и ты свободен от всех страданий».
Он сказал: «Но я не желаю! Я хочу домой».
Я сказал: «Если ты хочешь домой, можешь взять рикшу и отправляться, потому что я не собираюсь возить тебя такой холодной ночью. Я иду спать; уходи и ищи себе дорогу сам».
Он встретился со мной через двадцать лет, когда я опять приехал в Джабалпур, и он сказал: «Ты оказался прав; я женился и попал в беду. Ты загадочная личность... У меня уже семь детей, и я знаю — потому что ты сказал так — их будет двенадцать. Я взял такую женщину, о которой молю Бога, чтобы не досталась даже моему врагу. Она стерва. И я всегда думаю про ту ночь — как могло бы быть прекрасно, если бы я прислушался к твоему совету...»
Я сказал: «Еще ничего не потеряно. Я могу и сейчас устроить все это».
Он спросил: «Что ты имеешь в виду?»
Я ответил: «Все то же: те мраморные скалы все еще здесь, тот водопад все еще здесь, ничто не изменилось. Я подъеду на автомобиле, и в три часа...»
Он снова посмотрел на меня и сказал: «А как же моя жена и дети?»
Я сказал: «Это вообще не твоя проблема. Раз уж ты прыгнул... то это их проблема. Чего тебе беспокоиться об этом? Они же мучают тебя».
Он произнес: «Даже через двадцать лет ты, оказывается, преследуешь меня. Ты по-прежнему придерживаешься того же мнения?»
Я ответил: «Я буду его придерживаться до твоего самого последнего вздоха, поскольку ты просто собираешься страдать. Этих двадцати лет ты мог бы избежать».
Он сказал: «Это верно — если бы я послушался».
Но я сказал: «Я по-прежнему готов, а ты не слушаешься».
Он возразил: «Возникли сложности. Мой отец умер, моя мать умерла. Теперь все дело на мне».
Я заверил: «Все исчезнет в тот самый момент, когда ты прыгнешь, а если ты не в силах прыгнуть, я подтолкну тебя!»
Он заявил: «Лучше не разговаривать с тобой вообще».
С тех пор я бывал в этом городе еще несколько раз. Я приходил к его дому, и он был у себя, но кто-нибудь выходил и отвечал мне, что его нет. А я передавал тому, кто выходил: «Скажите ему... пойдите и скажите ему, что я по-прежнему готов, когда бы он ни пожелал избавиться от своих страданий». В этом и состоит все мое дело: избавлять людей от их страданий, освобождать людей.
В последний раз я просто оттолкнул мальчика, который разговаривал со мной, — его мальчика — и вошел. Он притаился внутри, и я сказал: «Выходи! Тебе нечего беспокоиться, я не намерен забирать тебя».