Мастера детектива. Выпуск 7
Шрифт:
— Куда ты их поместил?
— В конец коридора, раздельно.
— Хорошо. Браун не ушел?
— Нет, все еще в соседней комнате.
— А Барро?
— В отделе полиции нравов. Тоже ждет. Орет, что проголодался.
— Ему дадут сосисок. Разыщи шефа, попроси у него от моего имени два ордера на обыск. Возьмешь людей и поедешь к Барро. Посмотри, не завалялся ли там у него случайно револьвер.
— Слушаюсь.
— Потом поедешь к Брауну. То же самое. Заодно привезешь сюда его служанку. Я буду ждать. К шести все должно быть сделано.
— К шести, ты шутишь!
—
Он вошел в кабинет. Марсо дожевывал бутерброд. Он сказал:
— Звонила твоя жена. Просила, чтобы ты ей перезвонил.
— Жене, сейчас!
Ему хотелось забыть о ней, но она о кем не забывала. Он набрал свой домашний номер. Франсина была злая, как черт. Он попытался ее успокоить, поклялся, что к ужину будет дома.
В его отсутствие на стол положили пухлый конверт. Результаты экспертизы. Отпечатки — нет, кроме отпечатков жертвы и ее мужа. Баллистика — ничего особенного. Но зато исследование пуль револьвера… Ха–ха, история становилась еще более захватывающей. Спать ему уже не хотелось. Сон как рукой сняло.
Допросы, очные ставки. Перекрестные допросы. Показания служанки Вилли Брауна и Фредерики Мэйан, которая, заливаясь слезами, под яростным взглядом мужа подтвердила истинность своего признания.
Проверка алиби:
Мишель Барро, Вилли Браун, Фредерика Мэйан в момент убийства находились в Париже. Вместе со служанкой Брауна.
Муж Фредерики находился в Версале, он спал.
Единственный, у кого не было алиби, Жан Пьер Франк. Но он обнаружил убийство и вызвал полицию.
Вилли Браун, подавленный, казался еще старше, чем был. Не испытывая никакой жалости к его сединам, инспектор донимал режиссера вопросами:
— Вы вывели из строя тормоза? Вы в этом уверены?
— Я же вам сказал!
— Вот результаты экспертизы, доказывающие, что никакого повреждения нет. Когда вы это сделали?
— В среду, 28 сентября, ночью.
— Вы точно знаете, что Мишель Барро был в ту ночь В Шенвьере?
— Да. Я видел свет в его окне.
— Хорошо. Вы будете удивлены, когда узнаете, что 28 сентября и в последующие дни Мишель Барро ночевал в Париже. Это только что подтвердилось. Более того, ваша служанка утверждает, что есть только одна связка ключей от вашей квартиры, и она постоянно находится у нее. Значит, вы не могли ночью ни выйти, ни войти.
Я убил Сильвию! Я убил ее, она причинила мне слишком много зла. А за несколько дней до этого я увидел свою жену, что и придало мне мужества…
— Мсье Браун, вы уверены, что видели Флору?
— Да, на пресс–конференции в отеле «Рафаэль». Журналисты, любой может вам это подтвердить.
— Вот именно. После своего отъезда Флора во Францию не возвращалась. Сейчас она в Нью–Йорке и на прошлой неделе была там же. Вы не могли ее видеть. Вы солгали, выдумали всю эту историю, зачем?
— Все правда, клянусь вам!
Когда Брауна уводили, он упирался. Его служанка представила медицинское свидетельство, подписанное известным невропатологом. Мифомания с признаками навязчивой идеи, возникшая на почве нервных потрясений.
Оттолкнувшись от реальных фактов, Вилли Браун мысленно
А в это же время в соседней комнате томился ожиданием муж жертвы — Мишель Барро.
7
Да, конечно, я убил Сильвию. Ну и что? Какое до этого дело вшивому фараону, который битый час донимал меня расспросами и намеками? Это касается только меня и Сильвии.
Нет, никакой фараон не заставит меня признаться, никогда. Они недостаточно сильны, недостаточно сообразительны. Я только что с блеском вывернулся на допросе. Они попытаются проверить мое алиби, но бояться мне нечего. Когда Сильвия была убита в Шенвьере, я находился в Париже, у Вилли Брауна, вместе с Фредерикой Мэйан. До этого? Я ходил в кино, вот билет. Могу пересказать содержание фильма.
Я убил Сильвию, пробыв ее мужем один год. Срок очень короткий, но год этот был насыщен событиями больше, чем вся моя жизнь…
Я всегда был страстным поклонником кино и после службы в армии мог заняться только одним делом. Я проникаю в этот мир через узкую дверь — становлюсь критиком. Мои статейки в малотиражных журнальчиках приводят меня к ежедневной рубрике в большой газете. Я работаю там два года и, найдя наконец тему, пишу пьесу. Конечно, связь с кино весьма отдаленная, но факт налицо.
Поставить пьесу совсем непросто, но если пьеса имеет успех, по ней, в девяти случаях из десяти, снимают фильм. Я знаю, что делаю. Я начинаю обивать пороги театров, показываю пьесу режиссерам. Они все говорят мне:
— Дружище, ваша пьеса великолепна, но.
Ладно. Я ищу театрального агента, плевать на десять процентов. В одну неделю агент пристраивает мою пьесу в один из бульварных театров. Шикарно. Приятели локти будут кусать от зависти, говорю я себе–Но есть одна загвоздка. В момент подбора актеров, перед началом репетиций моего детища, возникает стычка между режиссером, которому надо пристроить уйму девиц, директором, у которого достаточно и своих, и мною, который хочет, чтобы его фамилия непременно стояла во главе афиши.
Я беру быка за рога, звоню Сильвии Сарман. Первой кинозвезде Франции и Наварры. Встреча назначена, я увижусь с ней у нее дома, в Шенвьере, до которого час езды, сначала на метро, затем на автобусе. Ее приветливость покоряет меня. И ее изящные манеры. Черт возьми, как все же красива эта девушка.
Разумеется, я видел все фильмы с ее участием и легко поддерживаю разговор. Она принимает молочную ванну, как в фильме Сесиля де Милля. Я с вожделением смотрю на нее. Она вышла ко мне в неглиже, которое могло бы послужить парадной одеждой для Рэкел Уэлш — нечто вроде домашнего платья из черной шерсти, с глубоким вырезом на белой коже груди, без единой застежки, стянутого на талии поясом с золотыми заклепками так, что, когда она садится прямо напротив меня, выглядывает ее колено, а также часть бедра,