Мастерская человеков
Шрифт:
– О, вы в этом можете не сомневаться. Латун, который выглядит столь обыкновенно, - величайший человек ни земле. Он сам не знает, какое открытие он сделал.
Капелов чуть было не сказал: "Мы не боги, мы ремесленники", но инстинктом почувствовал, что в данном случае этого нельзя говорить.
– О, - продолжал он, - тайна Мастерской Человеков велика, и этот человек владеет ею с дьявольским совершенством. Даже мы, жалкие подмастерья Латуна, делаем людей безошибочно на любой заказ, изготовляем любые качества, характеры, внешности кого и как угодно. Что же сказать о нем! Если б я не убедился в строгой научности этого дела, я бы думал, что он колдун.
– Да?
– спросил
– Ну что ж, если это так, то тем более вам нужно ехать в СССР. Зайдите какнибудь ко мне, когда вы будете в Берлине. Я покажу вам кучу советских газет и журналов, вы своими глазами прочтете, что один из главных вопросов в Советской России - это создание нового человека. В самом деле, для чего идет вся великая борьба за коммунизм? Что такое коммунизм, как не мечта о новом человеке на новой земле? Ведь в этом все дело. А если вы можете делать новых людей без, так сказать, особенных затрат, так что может быть прекраснее?! Что вы тут прозябаете, делаете каких-то дураков для гнилой буржуазии? Кого вы до сих пор сделали? Сделали вы хоть одного путного человека?
Капелов почувствовал укол: посетитель позволял себе как будто уж слишком много - ни одного путного человека, это уже слишком. Вот, например, сидит Мурель. Разве он не настоящий человек? Так давать разоряться случайному посетителю Мастерской вряд ли стоит. Надо ему дать отпор.
Капелов открыл было рот, чтобы ответить на дерзость дерзостью, но, взглянув на Муреля, сдержался. Мурель мимикой напоминал ему о тайне. Это было как раз вовремя. Капелов мог бы проболтаться. Кроме того, взглянув на Муреля, он почувствовал упадок. Мурель был так желт, мал, сух и жалок, что фигурировать в качестве доказательства путной продукции Мастерской он тоже вряд ли мог бы.
– Так вы не знаете, когда придет Латун?
– спросил Кумбецкий.
Капелов, извинившись за любопытство, спросил, о чем он хочет говорить с ним.
– Вот об этом самом, - просто сказал Кумбецкий.
– Я хочу посоветовать Латуну съездить в Москву. Кто знает, может быть, ваше предприятие там развернется во всю ширь. Я как раз состою советским работником по импорту. Конечно, я не могу сказать заранее, что из этого выйдет, но повторяю: нет никаких сомнений в том, что в Москве очень много думают о новом человеке и заказы вы получите солидные.
– А скажите, пожалуйста, - вмешался в разговор My рель.
– Какова жизнь сейчас в Москве? Верны ли те сообщения, которые появляются в наших газетах, что там сплошной террор, расстрелы и так далее?
Кумбецкий снисходительно улыбнулся:
– Об этом уже скучно говорить, простите меня. Я не знаю, когда надоест буржуазным писакам выдумывать всякую чепуху. Вы же умные люди, вы сами понимаете, что это чепуха. Террор, расстрелы... Сколько лет они повторяют эти басни и не умеют выдумать ничего нового. Но если б даже и были расстрелы - что вам такое, ведь вы же умеете чинить свои внутренности и зашивать любые раны?.. Ведь вас же всех расстрелял колониальный полковник, и вы живы - чего же вам бояться? Но я шучу, все это сплошной вздор. В Москве, как и во всей республике Советов, делается большое и серьезное дело.
А для вас там работы непочатый край, так как, повторяю, ни в одной стране в мире не нужно такое количество новых людей, как там. Кто только не нужен нам! Нам нужны и специалисты, и практики, и теоретики, и инструктора, и ученые, и честные работники, хотя у нас их есть достаточное количество, но все-таки лишний честный человек в большом хозяйстве никогда не помешает. Точно так же, как и умный. У нас, конечно, все администраторы умны. Но, знаете, лишние умные люди тоже помехой не будут. Не так ли? Словом, если хотите сделать дело, так вы можете устроить нечто вроде концессии... Мы никогда концессионеров не убеждаем. Они сами прут к нам со всех сторон. И вас я тоже не убеждаю, поступайте, как хотите. Вы знаете, конечно, что по рождаемости наша страна первая. Уж чего-чего, а народу у нас достаточно. Но мы взяли такой темп, что ускорение создания новых людей нам не помешает. Когда придет Латун, сообщите ему все это. Я нахожусь в вашем городе около двух недель и завтра вечером уезжаю в Берлин. Если хотите, я могу с вами завтра повидаться для окончательной беседы по этому вопросу.
– Хорошо. Пожалуйста, - живо согласился Капелов.
Когда на следующий день Капелов и Латун встретились с Кумбецким, последний заявил им, что он очень торопится в Берлин по делам и что его ждут там неприятности.
– Какие?
– простодушно спросил Капелов.
Кумбецкий, как все хитрые люди, часто бывал откровенен. Да и почему бы ему не быть откровенным. Во всяком случае государственной тайны не было в его ответе.
– Обычные неприятности, - ответил он.
– Жулье всучило нам старую машину вместо обусловленной новой. А наши неопытные товарищи приняли. Безобразие! Сделали бы вы тут перед отъездом партию честных купцов. Вот теперь машину надо спешно обменять. Вообще с вами надо быть начеку. К сожалению, среди ваших торговых слоев еще распространено мнение, что нам можно всучить всякую заваль. Но самое печальное, что и у нас еще имеются дураки, готовые купить что угодно. Нет, дудки! У меня это не пройдет. Так вот, господа, что касается вас, то я очень советую вам поехать в Москву.
А вдруг выйдет дело? Конечно, я бы должен был такой вопрос согласовать кое с каким начальством, но, знаете, если мы, люди инициативы, так сказать, будем советоваться с начальством, далеко не всегда получится то, что нужно. О! Я мог бы вам рассказать много случаев, когда я поступал по-своему, а потом получал одобрение. Ваше же дело простое. Визу вы получите, я вам устрою. Вы поедете в качестве членов какой-нибудь торговой делегации или ученых, или как хотите. Это неважно. Я приеду через некоторое время и, конечно, помогу вам. Почему не помочь? По-моему, ваше открытие может нам принести реальную пользу. Не бойтесь никого, приезжайте прямо в Москву, остановитесь в какой-нибудь гостинице, и все. Достаньте себе документы каких-нибудь ученых: биологов, химиков, чтобы оправдать ваши препараты, свяжитесь с какой-нибудь научной организацией и начните работу.
– А разрешение? Разве в Москве не нужен патент на открытия и изобретения?
– Нужен, конечно, но вы его получите быстро. У нас с бюрократизмом и волокитой разговор короткий. Вообще, к тому времени я уже буду в Москве и помогу вам. Вы не беспокойтесь. Это не первое дело, которое я организовываю. Сколько одних только прекрасных кинофильмов накупил я для Москвы!.. О, я не люблю хвастать, но уж если я берусь за дело - будьте покойны. Никаких историй не будет.
В этом Кумбецком все было как-то очень просто, деловито и ясно.
И Латун, и Капелов, и Мурель отнеслись к нему и к его словам с полным доверием. В самом деле, о Кумбецком не было надобности думать плохо. Это был человек как человек. Он хотел принести пользу своей стране, своему государству - разве это предосудительно? По-видимому, никаких задних мыслей у него не было. Иногда только у него бывало, может быть, слишком деловитое выражение лица.
Так или иначе, Кумбецкий не производил плохого впечатления. Наоборот, он вызвал доверие, а его бесцеремонность, простоту, иногда развязность он так умел окрашивать удивительным по спокойствию и выдержке тоном.