Мата Хари

Ваагенаар Сэм

Мало того — хотя это, собственно, уже не имело значения, «именем французского народа суд приговаривает подсудимую к возмещению государству всех расходов, связанных с процессом».

Для завершения дела подполковник Сомпру попросил обвинителя поручить зачитать приговор обвиняемой и сделать это в присутствии вооруженного караула.

Мата Хари надеялась на оправдательный приговор. В самом худшем случае она думала о тюремном заключении. Но смертная казнь никогда не приходила ей в голову.

Чтение приговора адъютантом Ривьером, секретарем суда, длилось лишь несколько минут. Согласно воспоминаниям Эмиля Массара, мэтр Клюне плакал. А Мата Хари, совершенно оцепенев, крикнула несколько раз подряд: — Это невозможно!

Это невозможно!

Потом она снова взяла себя в руки. Она подписала прошение о проверке правомочности решения суда в кассационном суде. Это был только еще один шаг на ее пути — пути, ведущем к концу.

Приговаривая Мата Хари к смерти, жюри мало внимания уделяло ее настоящим поступкам. А ведь ее действия были очень просты. В принципе, она делала то же самое, что делал бы любой другой двойной агент. И она делала это так умело, что даже фон Калле не раскусил ее игру. Она взяла деньги у Крамера, при этом полагая в свойственном ей причудливом стиле мышления, что раз уж она ничего за эти деньги не делает, никого это не заинтересует, и никто не сможет ее ни в чем упрекнуть.

Крамер сообщил в Германию, что Мата Хари приняла его предложение. Он также сообщил своим начальникам в Антверпене о своих договоренностях с ней и проинформировал о передаче ей 20 тысяч франков. Таким образом, Антверпен смог впоследствии сообщить в Берлин, что она «за полученные ею 20 тысяч франков могла бы выполнять свою работу и получше» — ведь на самом деле она ровным счетом ничего не сделала, разве что снабдила фон Калле несколькими маловажными сведениями. Все это вполне могла бы и должна была бы доказать французская контрразведка, если бы только Ладу знал об этом заранее. В этом случае, может быть, Мата Хари — точно как Марта Ришар — получила бы от правительства орден Почетного легиона и на все времена осталась бы французской героиней. Но Ладу жаждал мести. И потому любое действие Мата Хари стало в его глазах изменой, а отнюдь не «оказанной услугой».

Он отказался разрешить ей продолжить свое путешествие в Голландию, где она стала бы свободной. У него не было такого желания, потому что там она оказалась бы вне его досягаемости, и ему не удалось бы насладиться местью. Потому он попросил сэра Бэзила Томсона вернуть ее в Испанию. Там ему до нее было легче добраться.

Мата Хари вслепую попала в ловушку. Лишь когда она снова появилась в Париже, Ладу смог улучшить свою подмоченную репутацию в глазах сэра Бэзила. Честь Ладу была спасена. В очередной раз можно было расстрелять шпиона, чьи преступления стали причиной так многих французских неудач. Для Ладу это было вполне приемлемым решением. То, что Мата Хари при этом лишилась жизни, имело куда меньшее значение, если имело хоть какое-то значение вообще.

ГЛАВА 26

После ночи, проведенной в «Консьержери», Мата Хари вернули в ее камеру № 12 в «Сен-Лазаре». После вынесения приговора на нее теперь распространялись другие условия содержания. В ее камеру поставили еще две кровати На них спали еще две женщины-заключенные, которые добровольно присматривали за ней. Ей разрешили читать и курить. Но она мало пользовалась этим разрешением. Ее взяли под свое покровительство две монахини — Леонида и Мари. Через некоторое время она сдружилась с ними, особенно с первой. Каждое утро в пять часов сестра Леонида приносила ей кофе. За него Мата Хари была всегда весьма благодарна. Любовь к очень раннему утреннему кофе была у нее с детства.

Новые условия запрещали ей ежедневную прогулку во внутреннем дворе тюрьмы, которая была ей разрешена до начала процесса. Для Мата Хари запрет этой возможности хоть немного подышать свежим воздухом был тяжелым ударом. Строго запертая в камере, она попросила доктора Бизара похлопотать за нее перед тюремными властями. «Я не могу этого больше вынести», —

писала она врачу в один из понедельников. Как обычно, на письме не было даты. «Мне нужны свежий воздух и движение. Это не помешает им убить меня, если они этого так хотят. Но не нужно так мучить меня и так жестоко изолировать. Это больше того, что я смогу вынести»

По словам доктора Леона Бизара, который вместе со своим ассистентом доктором Жаном Бралем, были единственными мужчинами, которых она видела в это время почти ежедневно, она никогда не получала ни цветов, ни конфет, как иногда пишут. Вся почта — немногие письма, которые она получала через голландское посольство — должна была теперь проходить через бюро лейтенанта Морне. Как сообщил мэтр Клюне в посольство вскоре после завершения процесса, теперь «без разрешения бюро военного прокурора подсудимой не могут передаваться никакие письма». Указания мэтра Клюне строго соблюдались. Письмо Анны Линтьенс к Мата Хари, пересланное через посольство, после просмотра лейтенантом Морне было переслано в тюрьму «Сен-Лазар».

Тут и голландское правительство начало внимательно следить за процессом. 28 июля, через три дня после оглашения приговора, министерство иностранных дел дало указание своему представителю в Париже на случай, если кассационный суд подтвердит правильность приговора, предпринять все возможное, чтобы, по меньшей мере, заменить смертный приговор тюремным заключением.

Кассационный суд, однако, не нашел никаких оснований, чтобы оспорить правомочность приговора.

«Так как в ходе процесса при принятии решения Третьим военным судом не было никаких нарушений закона, поданная кассационная жалоба отклоняется». Эту информацию мэтру Клюне пришлось 17 августа сообщить в посольство Нидерландов. Теперь оставалось лишь две возможности спасти Мата Хари от казни: апелляционный суд или просьба о помиловании, поданная президенту республики.

Гаага издалека следила за происходящим. В последний день августа в Париж снова поступила телеграмма: «Если приговор Мата Хари останется без изменений, просим предпринять шаги для своевременной подачи президенту просьбы о помиловании».

В первый раз с момента ее ареста Мата Хари осознала бесполезность всех попыток ее спасти. Она поняла ситуацию лучше кого-либо другого. Старый дух борьбы оставил ее. Все люди за стенами тюрьмы не видели ничего, кроме вины и шпионажа, которые были осуждены справедливо. Мата Хари, единственный человек, который знал, что произошло на самом деле, видела все в другом свете. Она, в конце концов, во всем этом сама принимала участие. И хотя она чувствовала, что ничто, совершенное ею, не заслуживало такого приговора, она слишком хорошо понимала, и как все произошло, и что должно будет произойти. Все, кто должны были быть ее друзьями, предали ее. Из-за страха. Из ревности. Возможно, из мести. Люди, которых она знала в совершенно безобидных обстоятельствах, становились опасными соучастниками. Беседы, совсем личного и интимного характера, стали подозрительными расспросами, направленными на раскрытие государственных тайн. Самые простые вещи стали сложными, из безобидных поступков сделалась вина. Мата Хари знала, что ее объяснения больше не имеют смысла. Война изменила все. Мелочи стали большими. Кажущееся превратилось в реальность.

Падение ее настроения трагически ясно проявляется в том длинном письме, которое она 2 сентября 1917 года написала в нидерландское посольство. Она не была подавлена, даже не была в отчаянии. Она просто чувствовала себя одинокой и оставленной всеми.

«Я прошу Ваше высокопревосходительство вмешаться в мою пользу перед французским правительством. Третий военный суд приговорил меня к смерти, и все это только одна сплошная ужасная, трагическая ошибка».

Следующие слова она подчеркнула жирной чертой, так что они сильно выделяются на фоне остального письма.