Матрешка
Шрифт:
К несчастью, мы все ошиблись в наших предположениях, и события вышли из-под контроля как соперничающих "братков", так и ментов из отрядов быстрого развертывания. Не говоря уже о шестерке из "Царского подарка"- все равно перед кем он шестерил и кого закладывал, но в своем воробьином умишке уж точно предвкушал некий навар с этой встречи.
С Хайлен бульвара мы свернули на Терновую улицу, но и без этого названия, по одному только скоплению в переулке машин с затененными стеклами и легко угадываемыми за ними невидимками я понял: чем бы ни кончился сегодняшний день, название подходит к улице как изначальная
Чего не успел спросить у Володи, в курсе ли Лена.
15.
Был уже поздний вечер, когда мы подрулили к особняку с колонным портиком и сторожевыми сфинксами по бокам - показушная роскошь новых русских, решил было я, да вспомнил о принадлежности посаженному итальянцу. Сфинксы, конечно, никакие не мраморные, а гипсовые - дешевые копии из магазина садовой скульптуры. Почти во всех окнах горел свет, и я напряженно вглядывался, пытаясь угадать, за которым из них находится моя Танюша. Позади ярко освященного особняка был темный провал, где скорее угадывался, чем был виден залив, с дальними огнями на том берегу.
Около дома прогуливались, как ни в чем не бывало, два бугая с оттопыренными карманами - боевики Тарзана? братья Карамазовы? оперативники Стива? случайные прохожие? Что вряд ли, так это последнее. Переулок был забит машинами, мы подрулили к гидранту, уготовив еще один штраф неведомому хозяину бьюика. Володя уверенно направился к облезлым сфинксам, я поплелся за ним, волоча больную ногу. Один из бугаев преградил нам путь, но Володя шепнул ему, и его как ветром сдуло. Но тут неведомо откуда возник перед нами еще один мужичок, в котором я мгновенно признал русского, пока не пригляделся в темноте: Борис Павлович собственной персоной. Здесь, в Америке, он выглядел заурядным представителем своего племени - вот я и обратил внимание прежде всего на родовые черты. Или он слинял еще раньше, когда накрылась гэбуха? Но тогда он тоже был не сам по себе, а представителем - тогда организации, как сейчас этноса. А я? Американ, мормон, славист, обманутый муж - где кончаются общие признаки и начинаются личные?
Втроем мы стали перед мощной дверью, Володя дал два коротких звонка и один длинный. Условный знак? Но дверь все равно открывать не торопились. Потом погас свет в глазке - кто-то нас внимательно разглядывал изнутри. Наконец, дверь приоткрылась, мы шмыгнули один за другим в просторный холл с двухпролетной лестницей, которая вела вверх, а сбоку примостилась узенькая лесенка, которая спускалась в бейсмент, где, вспомнил я, и находилась редакция "Царского подарка". Перед нами стоял малорослый, лысый, круглолицый, как колобок, с бегающим, масляным взглядом хозяин-временщик этого особняка.
– Где девочка?
– спросил Борис Павлович, и до меня дошло, что если редактор "Царского подарка" и куруха, как подозревал Тарзан, то связан вовсе не с полицией и не с ФБР, а с такими вот, как Борис Павлович - с тех добрых времен, когда Борис Павлович был не сам по себе, а его организация во всей своей красе. Может, тогда он и был заслан к нам в Америку и все еще продолжает служить своим бывшим хозяевам на инерции прежнего страха? Либо новоиспеченный кадр, если гэбуха, как предположил
Как ни странно, догадки эти меня успокоили. Борис Павлович внушал мне больше доверия, чем Стив, а тем более Колобок. Я не ожидал от него ни подвоха, ни промашки.
Не говоря ни слова, Колобок поскакал вверх по лестнице, мы вслед за ним.
– А Тарзан где?
– спросил Володя.
– Где ему быть! В редакции. С "Карамазовыми". Переговоры в разгаре.
На втором этаже мы проследовали по коридорчику и остановились у одной из дверей. Колобок вынул из кармана ключ, открыл дверь и пропустил нас вперед. В комнате было темно, мы остановились. Колобок включил свет, на кровати лежала Танюша, и меня как прошило: мертвая. Я бросился к ней и сжал в объятиях это маленькое и самое дорогое тельце. В моих руках оно вдруг ожило, зашевелилось, Таня открыла глаза и прошептала:
– Папа...
Я заплакал.
Внизу раздались выстрелы. С улицы? Из бейсмента? Потом мы услышали шаги по лестнице. Я обернулся - у всех моих спутников в руке по пистолету. Борис Павлович выхватил у меня Танюшу и, как неживую, пихнул под кровать. Таня не сопротивлялась - за эти три недели, похоже, она научилась наконец-то слушаться старших.
Дверь распахнулась, на пороге стоял мой бывший студент. Как он изменился с той нашей встречи в Саг-Харборе! Не узнал бы, только не темные очки те же. Лицо небритое, вид измученный, на левой штанине кровь.
– Где девочка?
Танюша покорно выползла из-под кровати.
– Смывайтесь, - сказал Тарзан и вытолкнул нас с Танюшей в коридор. Как можно скорее. "Карамазовы" пронюхали, что дом оцеплен. Думают, по нашей накатке. Кто бы лягавых не вызвал, переговоры сорваны. Уходите пока не поздно, я вас прикрою, - шепнул он, когда мы ринулись в коридор.
Вдруг он схватил Колобка и впихнул обратно в комнату, а дверь запер.
– На всякий случай. От этой сучары всего ожидать можно. Иди с ними, приказал он Володе.
Снаружи все изменилось. Метрах в пяти от входа корчился подстреленный бугай. Пригибаясь, к нему с разных сторон бежали несколько человек. Из машин торчали стволы.
– Сюда!
– услышал я крик и узнал Стива, хотя лицо негра сливалось с окрестной тьмой.
Я побежал на его голос, держа крепко Танюшу за руку и припадая на левую ногу. Проклятая нога! В минуту наивысшей опасности, она совсем отказала. Я волочил ее за собой, а она тянула назад. Дорого бы дал, чтобы от нее сейчас избавиться - уж лучше скакать на одной, чем с этим балластом. Снова раздались выстрелы - из дома. В ответ оперативники обрушили огонь по снайперам в окнах. Шанс уцелеть в этом перекрестном огне был не так уж велик.
Кто-то вдруг рухнул на Танюшу, повалил, прижал к земле. Я упал рядом и услышал то ли комариный писк, то ли жужжание пчелы, но вмиг стихло, звук выключили, упала мертвая тишина, будто я уже умер, и со мной - весь мир. Я протянул руку к Танюше и тут же же одернул, вляпавшись в липкое и горячее. Как свист пули я принял за писк комара, так же не сразу понял, что это кровь. Господи! Ранена? Убита?
Подоспел Борис Павлович и стал осторожно вытаскивать Танюшу из-под лежащего на ней плашмя тела.