Матриархия
Шрифт:
– Что будем делать теперь? Есть идеи?
– Поискать какой-нибудь транспорт. Вот надо было им наш бензовоз забирать!
– Ты хочешь поехать вслед за ними? Не думаю, что они разьезжают так уж далеко, на трассах полно брошенных машин. Фиг протолкнешься же.
– Да, - Рифат стряхнул пепел. Я почему-то вспомнил дядю Костю, как мы стояли тогда на крыше и к нам со всех сторон подбирались обезумевшие твари, и как Рифат чуть не застрелил Олю.
– Нужно еду найти. Хотя вряд ли они что-то оставили. Жратву найти, и... пехом дальше.
– Куда?
–
Я помолчал некоторое время. Если я сейчас скажу ему, о чем думаю, он усмехнется и повертит пальцем у виска. Что ж, на самом деле - чушь я выдумал. Теперь уже стоит забыть и об Оле, и о Юрце.
Смог же я смириться с общей ситуацией. И сейчас смогу.
Но забыть - нет, конечно.
– Я знаю, чего ты хочешь, - прищурился Рифат.
– Нет смысла, поверь.
– А куда хочешь ты? Есть какой-то план?
– Конечно. К морю надо выбраться. Зима накатывает, а у моря будет в самый раз, в какой-нибудь маленькой деревушке поселиться, и все. Вот такой у меня план. Мне никто не нужен и меня там не найдут. Я тебя с собой не тащу.
– Хороший план, - сказал я. Рифат снова выпустил дым сквозь ноздри. Он стоял передо мной, окаймленный золотистым ореолом, и солнце медленно-медленно заходило, окрашивая небо багряно-фиолетовыми красками.
– Но я все-таки должен знать наверняка. Вдруг они их просто увезли? Взяли в плен?
- Может, так и есть. Только они и разговаривать с тобой не станут. Пара выстрелов и прости-прощай. Разве для этого мы терпели, а? Скажи?
– у Рифата заблестели глаза, и он откинул окурок.
– Скажи мне, Ром? Мы выживали целый месяц в аду. Мы прятались, голодали, спали под открытым небом, наш костер заливали дожди. Вспомни голодных собак и крыс. Вспомни горы трупов, взрывы, безумных тварей. И ты хочешь плюнуть на свое прошлое? Ну, если так, то ладно! Толковый ты парень, а ведешь себя странно иной раз. У тебя большие способности, но ты ими не пользуешься... А, - он махнул рукой, - что толку говорить, только воздух сотрясать. Я же знаю, что ты твердокаменный - не переубедишь.
– Ага. Вот немного отдохну и пойду за ними.
– Подожди хотя бы до завтра, - Рифат чуть ли зубами не заскрипел.
– Какой смысл сейчас именно идти?
– Смысл... мне насрать на смысл! И какой тогда смысл сидеть здесь? Или жить в деревне, одному? Скажи мне, а? Много в этом смысла?
– Уж побольше, чем бросаться очертя голову неизвестно куда. Тебя ж прихлопнут, - от взгляда «насекомовских» глаз Рифата я снова почувствовал себя каким-то маленьким и незначительным. Как будто очутился перед лицом завоевателя с чужой планеты.
Надо успокоиться. Нет смысла ругаться. Нужно проаргументировать свою позицию.
Вдох. Выдох.
– Да, ты прав. Мы пережили кучу дерьма. Но какой толк запереться в деревне? Ни с кем не общаться, откреститься от происходящего? Рано или поздно тебя настигнет будущее, раз уж ты так заговорил, а я предпочитаю сам бежать ему навстречу, пускай и выглядит оно как волна цунами. Лучше, знаешь ли, пережить хороший шторм и умереть, чем жить корабельной крысой.
–
– Мы с тобой друг друга не поймем, походу. Но ты послушай совета: сейчас надо мал-мала отдыхать. Если ты сразу за ними побежишь, то перегоришь, и ничего не выйдет.
Он быстро ушел, а я и не знал, что ему ответить. Потому что с одной стороны я вроде и хотел броситься мародерам (или кому там) вдогонку, а с другой... Может Рифат прав и это чистый бред?
Обломки кирпичей захрустели под ботинками Рифата, он потряс коробок и чиркнул спичкой. Поджег, подержал. Выбросил.
И опять. И снова.
Мне от этого еще горше стало. А он еще так сказал, что, мол, мы и то сделали, и это... даже совестно немного стало.
Рифат наверно, произнес самую длинную в своей жизни речь. Что ж, все мы меняемся.
***
Прошло где-то полчаса, а мы все бродили по территории «городка». Что-то искали, молча ворошили вещи, оставленные в беспорядке. Кругом стекло, кровь, обломки кирпича и штукатурки, как будто больничка пережила авианалет.
– Здесь все бомбили, - пробормотал я. Машинально присел и потянул уголок какой-то тетради.
И тут же замер. Будто искра проскочила в мозгу.
Блокнот!
Мой миленький блокнот.
Тут же пролистнул его. Край сверху чуть обгорел, а сама бумага отсырела и пахнет острой кислятиной. Но разве это важно?
Так наверно, и тот отец из Библии не был рад своему блудному сыну!
Я увидел «Дурунен» и гору трупов за ней. Совсем по-другому смотрится рисунок теперь. Увидел мосты из людей. Увидел башню-в-момент-взрыва, и тут же вспышка перед глазами. Вспомнил, как разлетелась на куски многоэтажка. Нас могло тогда убить. Могло.
Вот остальные рисунки: фигуры с факелами, истерзанные тела, футбольное поле, а на обочине темная махина, похожая одновременно и на грузовик и на сноп, младенец с щупальцами и визжащая женщина. Все рисунки приобрели совсем иной смысл.
Совсем по-другому теперь смотрится.
И я смотрел и смотрел на них, забыл, где нахожусь. Пространство вокруг меня заполнили чернильные завитки, небо покрыли шероховатые грифельные царапины. Завитки поползли по мне, опутали тело, скрутили грудь, и дышать стало совсем уж невмоготу.
Я весь состою из этих штрихов. Они во мне и просятся наружу, но я не могу их выпустить, не могу...
– Что ты там?
– вырвал меня на поверхность реальности голос Рифата.
– Б-блокнот, - ответил я. Сглотнул слюну.
– Мой блокнот.
Рифат постоял, скрестив руки на груди. Потом вдруг протянул мне под самый нос кулак. Только сейчас я разглядел мелкие черные волосинки и подумал...
Что они похожи они похожи
– ... ри. Ты ж типа художник.
Я скосил глаза к переносице. Мир расфокусировался на мгновение, а потом почему-то уже не стал таким цветным, как прежде. Я перевел взгляд на обкусанный желтый карандаш, который протягивал Рифат. Кивнул, забрал.
– Тебе плохо?
– Нормально.
– Потемнело как, - пробормотал он.
– Грозой пахнет...