Матриархия

Давыденко Павел

– Воды так воды... Я огонь вообще-то только по вечерам развожу. Или когда готовлю.
– Он как-то странно посмотрел на нас, потом перевел взгляд на Мариам.
– А то может, коньяку? Или вина?

– Нет, - опередил я Рифата.
– Обойдемся. Нам бы воды и хлеба. Если можно.

– Можно, можно...
– забормотал Ашот и вышел из кухни.

– Ты что, думал, что я соглашусь пить какую-нибудь дрянь из его рук?
– возмутился Рифат.

– Кто тебя знает... Он мне тоже не доверия не внушает. Крысы, блин...

–

Ты чувствуешь, чем здесь пахнет?
– Рифат раздул ноздри.
– Это не...

Договорить он не успел. Хозяин появился на кухне, шелестя пакетом с лавашом. Положил на клеенку, передо мной. И кусок сыру поставил, с плесенью, но отнюдь не французской.

– Вот. Он запечатанный. Хорошая штука - водой смочишь и снова свеженький.
– Мы с Рифатом переглянулись, а армян не замечал нашей настороженности.
– Ви хоть расскажите - как, что? Куда вабще мир катица?

– В тартарары, - кашлянул я. Армянин перевел взгляд и «подвис» немного. Потом под щетиной пробежала рябь, и он снова растянул губы в улыбке.

– Ви это... Здесь лучше не ходыте. Сейчас опасно, народ дикий здесь, - у него в руке как по мановению волшебной палочки возникла плоская фляга. Он прихлебнул из нее, и к койтейлю ароматов кухни добавился запах коньяка.

Мне уже не сиделось на месте. Чудилось шуршание, как будто гигантский паук опутывает дом паутиной и вот-вот сплетет плотный кокон, который не прорвать.

– А что там за старуха?
– спросил Рифат.
– В соседнем доме?

– А, баба Глафира, - ответил армянин и снова глотнул из фляжки. Потом что-то стукнуло за стеной.
– Больной на всю голову. Про внучку талдычит день и ночь. Ви и к ней заходили, да? Я кормлю ее, немножко. Да и сколько там она съест...

Он договорил, и мне стало совестно за то, что мы забрали жалкие старухины припасы. Может, вернуть?

Армянин вытащил нож из держателя и снова прихлебнул коньяку.

– А где... можно отлить?
– спросил я. Терпел достаточно долго, а потом вроде как забыл, но сейчас тяжесть с удвоенной силой давила на мочевой пузырь. Рифат кинул на меня быстрый взгляд.

– Отлить?
– переспросил Ашот, как будто удивляясь.
– Можно... Ну пойдем за мной. Поселок большой, а сейчас почти никого не осталась. Ну, когда это... женьщин с ума сошел, - он размахивал руками, и под его грузными шагами поскрипывали половицы.

Запах, запах... клянусь, я раньше почти не замечал запахов, потому что они не представали в такой первобытной, низменной форме. А теперь такие на каждом шагу и обоняние, в общем-то, не нужно. Без него было бы легче.

Щелкнул выключатель. Лампочка с пыльными пятнами выспыхнула, и осветила заржавленный бачок и серую туалетную бумагу, на проволоке.

– Заходи - пользуйся на здоровье, - сказал Ашот.

Я закрыл дверь на шпингалет и сразу решил, что в туалет надо сходить по-быстрому. Неохота оставлять Рифата наедине с Ашотом.

Мучительно таяли

секунды, а из меня ни капли не выходит, как не напрягайся.

Наконец, струя забрызжила в грязноватое колено. Оглушительный звук.

И какое облегчение! Дурацкая забава, ну та, «утренние подсчеты». Только сейчас я понял, что раньше не ценил время. Нужно было наслаждаться каждым моментом жизни, а я просирал время на «доту», «танки» и на «фифу».

Тум-бдум! ТУМ!

Я вздрогнул.

Приглушенное шипение, гул. Плитка вывалилась за бачком. Дыра в полу, и там - трубы. Пыль, грязь. В такое отверстие пролезет ребенок.

Кто-то вроде Мариам.

Я наклонился над бачком и постучал костяшкой кулака по кафелю. Я представлял туалет Ашота несколько по-другому, и вообще-то надеялся, что сортир у них во дворе.

Ведро рядом, и в нем грязная, желтая вода. Дождевая, что ли. Глянул мельком в зеркало: всклокоченные волосы, распухшие, потрескавшиеся губы, клочки щетины на щеках, на шее тоже.

Какой-то наркоман, ей-богу!

Опять что-то громыхнуло. И замычал кто-то. Инвалид Гарик? Весь избитый... недавно приполз, сам... Откуда он мог приползти?

Тут что-то ударило в стену особо сильно, и опять мычание.

Я выпрямился. Слишком долго здесь, а Рифат там один...

Быстрее! У меня дрожали руки, никак не мог справиться с трусами. Прищемил кожу, зашипел. Дернул слив - ничего. Вода в колене в принципе, ненамного изменилась после моего «залива». Ведро, есть же ведро!

Дернул щеколду и...

...столкнулся с Ашотом.

– А где Рифат?

– На кухне. А я тебя жду, - армянин расплылся в улыбке.
– Там тоже крисы, бывает, вылезают. Ти крисы испугался?

– Аг-га, - кивнул я.
– Крысы, да.

Ашот топал впереди. Не хватить бы его по голове чем-нибудь? Я споткнулся о чемодан: тяжелый, зараза.

Страхи оказались напрасными. Хотя беспокойство и не ушло (кто-то же там мычал, в дыре), Рифат сидел на кухне с каменной мордой, а я округлил глаза. Он едва заметно приподнял брови.

– Чего вы такие хмурые?
– спросил Ашот.
– Сейчас ми с вами...

В кухню вползла тень. Я почему-то подумал, что это инвалид, Гарик - вдруг стал таким огромным.

Громила, размером два на два. Глаза-щелочки. Живота особого нет, просто - здоровый. Тоже кавказец, заросший щетиной. Запах кислятины сгустился, у здоровяка как-то странно оттопырилась верхняя губа, и он заревел, как бизон.

– Эт-то еще кто...
– выдавил Рифат.

– А, это мой брат, - улыбнулся Ашот.
– Ваган. Елейность из его голоса напрочь испарилась. Он свел и без того сросшиеся брови к переносице и повел ножом: - Лючше сами в погреб спускайтэс. Не хачу драка-шмака.

Я медленно встал. Вместо коленных суставов дрожит ледяное желе. Ваган втиснулся в кухню, заслонил выход. Он действительно был почти квадратный, что-то вроде Стаса Барецкого.