Матриархия

Давыденко Павел

– З-забилось...

– НЕ СЛЫШУ, БОЕЦ!

– Автомат...

– Готовность номер Р-РАЗ!
– гаркнул Сандро ему в лицо. Айзек вспомнил, как капельки слюны Устрицы попали ему на щеку. А вот и он, кстати. Буч протягивает Устрице каску и автомат, а толстяк скрестил на груди руки.

Внутри Айзека клубится тепло, так всегда бывает после концерта. Тебе больше ничего не надо, ты летишь на волнах эйфории, наслаждаешься ей всеми фибрами души.

– К черту! Вы офигели? Айзек! Да хоть ты им скажи!
– сверкнул глазами

Устрица.

– В чем дело, Андрей? Так ведь тебя зовут?

– Что...
– на мгновение в глазах Устрицы отразилась птичка, мелькнула и пропала. Щеки у толстяка пепельные и чуть ввалились. Как будто он уже знает, что последует дальше, но пока все-таки не теряет надежды.

– Ты ведь обычный человек, - улыбнулся Айзек.
– Обыкновенный, простой парень. Так почему бы тебе не объединиться с другими такими же парнями, и не задать жару телкам, как ты это любишь?

– Айзек! Они же...
– он затравленно поглядел на Буча. Тот все еще протягивает автомат и каску. Поглядел на Сандро, который перекатывал по нижней губе зубочистку.
– Они...

– Боец!
– гаркнул Сандро.
– Обмундирование принять! Или пустим тебя на корм свиньям.

– У нас есть свиньи?
– облизнул губы Устрица.

– У НАС все есть, - сказал Сандро. Айзек покачивался на пятках, все еще находясь во власти теплого кокона.

– Мы не заставляем, - Сандро показал крепкие зубы.
– Все мои люди сейчас выйдут в поле. Гостей и музыкантов мы, конечно, не заставляем бежать под когти и клыки тварей...

– Они уже близко!
– гаркнул рябой техник Мишка.
– Я видел... Уже идут, идут!

– Ты занимайся аппаратурой, - бросил Айзек.
– Разберемся.

– Ну, если не заставялете, - потряс щеками Устрица, - тогда пошел к черту. Я, как раз, музыкант, если ты вдруг забыл. Айзек, пошутили и хватит.

– Да какие уж тут шутки. Или ты берешь автомат и помогаешь таким же, как ты, обычным парням. Или я пристрелю тебя сейчас же, - Айзек выхватил «калаш» у Буча. Тот гыгыкнул, и отошел назад, с протянутой каской.

В глазах Устрицы замелькали огоньки. Смотрит с недоверием, как будто все происходит во сне или же, как будто он попал в палату к психам.

– Ты что... серьезно?
– сказал Устрица.
– Сначала выкинул меня из группы, а теперь - это?..

– Не драматизируй, - Сандро хлопнул Устрицу по плечу, и оно на мгновение растеклось под мясистой ладонью, как желе.
– Боишься девочек?

Буч надел Устрице на голову каску. Уже слышны крики и первые выстрелы - одиночные, неуверенные.

– Я погнал, - кивнул Сандро. Айзек улыбался, как Джоконда с портрета, опять. Кенни подошел, тут же и Попс, сплевывает через щель в зубах и посмеивается. Устрица сжимает и разжимает кулаки.

Броситься на Айзека. Сейчас.

Но он стоит на месте, и живот дрожит под футболкой, залитой пивом, в засохших белых пятнах. Желтая некогда, майка «Нирваны».

– Ты...
–

Устрица выдыхает, как паровоз.
– Т-хыы-ы!

Айзек щелкает затвором и целится. По штанам Устрицы побежали темные ручейки, он поднял мясистые руки, и затрусил всем телом.

Крики и ор, Буч и Сандро уже там, на передовой.

Бабы наступают.

Щелчок. Выстрел.

Устрица кричит. Пуля взвизгнула у него над самым ухом, и мочевой пузырь уже полностью расслаблен, штанины темные. Айзек опустил ствол.

– Ты понял, Андрей? Что ты - даже не обычный парень? Ты понял, что ты - кусок ослиного дерьма? Я НЕ СЛЫШУ!

Толстяк всхлипывая, выплюнул звуки. Может, согласился, а может, послал Айзека к дьяволу. Кому это интересно?

***

Налетела первая волна тварей. Злые. Голодные. Ведьмы с горящими глазами. Мужчины рассредоточены вдоль линии поля, Некоторые бойцы без маек, и в царапинах, будто испещрены загадочными письменами на забытом языке.

Айзек смотрит в бинокль. Когда это делает бравый герой из боевичка, обычно показывают возьмерку на боку. А на самом деле «вид из бинокля» - это овал, с чуть размытыми границами.

Что в этом овале? Оскаленные зубы. Всклокоченные волосы. Растопыренные пальцы, с обломанными ногтями. Искусанные губы. Щеки, с глубокими порезами и предсмертными царапинами жертв.

Они идут и Айзеку кажется, что он понимает этот забытый язык - язык первобытного, животного зла.

– Ну что, стреляем?
– Попс так весь и дрожит. Ему не терпится уже.

Айзек не успевает ответить. Сандро дает отмашку, в тварей со всех сторон летят пули. Потрескивают автоматы. Женщины падают, как куклы.

Казалось бы, чего боялся Устрица?

Патроны. Их хватит на пару минут залпа.

Бойцы как один, скидывают автоматы. От выстрелов полегла, может быть, треть женщин. Или половина, но не больше.

Все равно их осталось МНОГО.

Они приближаются, и по виду, не испытывают никаких эмоций. Убиенных сестер они топчут ногами, идут по телам.

Никакого уважения к павшим. Проклятые сучки.

Айзек курит, выдувает дым сквозь ноздри. Ему на мгновение кажется, что у всех покойниц вместо лиц желтые смайлики, с глазами-крестиками.

Сигареты в последнее время помогают. Когда у тебя есть то, что можно контролировать, ты спокоен. Спокоен, пока это ЧТО-ТО не начинает контролировать тебя.

Бойцы бегут как один. Без криков, слышен напряженный топот сотен ног, вздымается облако пыли, и подробности уже не видны.

Но Айзек представляет их без труда - адские картины.

Сквозь безумие на «Лендровере». Женщина с черными, чуть раскосыми глазами. Женщина в маске, на троне - одно лицо. Ряды несчастных будущих кастратов. Палачи в накидках с капюшонами. Все это повторяется, повторяется... Кошмары кажется, никогда не отпустят, и самое главное, что все они однотипные и больше похожи на некое пророчество.