Матрона
Шрифт:
Мужчины ждали более определенного ответа. Но ей больше нечего было сказать. Поговорить-то ей хотелось, но лишь один на один с молодым гостем и совершенно о другом. Пусть бы он порасспросил ее о муже, о том, как она бросила своего ребенка на произвол судьбы. Но нет, гость не интересовался ее жизнью, и она тоже потеряла к нему интерес. Ей стало обидно, что человек, показавшийся таким близким, запавший в самую ее душу, оказался холоден и безразличен к ней. Мужчины уловили ее настроение и стали прощаться.
«Посмотрю, подумаю», — ничего другого они не услышали.
5
Она
— Наверное, я слишком мало знаю вас, но отношусь, как к матери. Мне хочется помочь вам, облегчить вашу жизнь. Вы человек достойный, обдумайте все сами. Прошу, наведайтесь к нам, посмотрите, как мы живем. А уж потом решайте, никто вас неволить не будет.
Мужчины ушли.
Она хотела было вернуться в дом, но сердце толкнуло ее в другую сторону: уж очень интересно было узнать, о чем толкуют женщины, столпившиеся неподалеку и бросающие на нее косые взгляды. Подошла к ним. Спокойно так, горделиво. Они, конечно, всласть позлословили на ее счет, а теперь надеялись еще и поскандалить — кой у кого уже и глаза заблестели в предвкушении ссоры. И всем своим видом они старались показать: да, мы говорили о тебе все, что думаем, и если тебе очень хочется, можем повторить и сейчас, бессовестная. Но она была не так проста и хорошо их знала; когда подошла и женщины замолчали настороженно, она спросила с наигранной тревогой:
— Что-то случилось? Почему вы замолчали? — в голосе ее звучало беспокойство за них самих, их детей, мужей, их близких и дальних родственников.
Они не выдержали, ответили без особой охоты:
— Да ничего особенного. Стояли просто и разговаривали.
Она знала — сейчас их любопытство прорвется, начнутся осторожные расспросы о гостях и, опережая, сказала как бы между прочим:
— А у меня гости были, засиделась я с ними. Столько работы осталось не сделанной…
— А что это за молодой такой был у тебя? — поспешили они с bnopnqnl.
— Да так, односельчанин зятя Чатри.
Глаза их снова заблестели.
— А что ему было нужно?
Тут уж она разоткровенничалась от всей души:
— Черт бы их всех побрал! Даже в девичестве у меня не было столько женихов, как сейчас! И этот явился свататься.
— Такой молодой? — поразились они.
— Как вам не стыдно, — опустила она ресницы, — он же как сын мне. За своего отца меня сватает.
— Ну и как?
— Не знаю, что и сказать. Разве могу я оставить дом несчастного Джерджи закрытым?
Старшая из женщин всплеснула руками:
— Не будь глупой. Пока не поздно, устрой свою старость.
— Ты посмотри на нее, — усмехнулась вдова Егната, — она еще выбирает! Иди, пока берут!
Женщины заухмылялись почти в открытую. Они и завидовали ей и насмехались в то же время, втаптывали ее в грязь, стараясь возвыситься в собственных глазах: вот она, цена ее вольной жизни.
— Чтоб ты пропала! — сказала она жене Егната. — Я хоть еще нужна кому-то…
— Конечно, ты это умеешь, — без промедления ответили ей.
— Пусть тот, из-за кого я дошла до такой жизни, семь раз перевернется в гробу! — выдала она со всей страстью.
Проклятие это относилось к вдове Егната.
— Не трогай покойника! — вскипела та. — Сама продала сына, чтобы прокормиться,
— Чтоб ты сдохла!
— Сама сдохни. Аминь!
— Прошу вас, не грызитесь, — остановила их старшая из женщин и спросила: — Из какого он рода? Что за семья?
— Он, как и я, одинок, — ответила Матрона, едва сдерживаясь. — Сын у него — единственный. Живет с женой и детьми в Чреба.
— А как зовут твоего гостя? — с поганой усмешкой спросила вдова Егната.
Матрона растерялась — забыла его имя, никак не могла вспомнить. Но и признаться в этом не могла.
— Доме, — соскочило с кончика языка.
Так звали ее пропавшего сына.
Вдова Егната скривилась презрительно:
— Жена Чатри сказала, что он не родной сын, он приемыш.
Сердце ее встрепенулось:
— Приемыш?
— Да.
6
Вечерело. Мальчишки, гомоня, пригнали с пастбища сельское стадо, и улицы наполнились мычанием коров, блеянием коз и овец, топотом копыт и копытец. Соседские собаки злобно лаяли на чужих коров. Хозяйки громко ругали норовистую скотину. Солнце угасало, прячась за вершины гор, и женщины торопились завершить свои вечерние дела.
Матрона пустила свою телку во двор. Загнала овец. Коровы еще не было видно. Наверное, мальчишки-озорники опять отогнали ее куда-то в луга или в грушевую рощу — придется искать. В эту пору медведи подходят к самому селу.
Она накинула старый жакет и пошла за коровой. Едва дошла до околицы, как услышала доносившуюся сзади песню, петушиный мальчишеский голос:
— Матрона, Матрона,Где ты шлялась, Матрона?— Я мужа себе искала.— Что ж ты вернулась без мужа?Ты ведь в чужих домахМужчин на удочку ловишь!— Окружила меня толпа,Ох, досталось мне на этот раз —Все лицо исцарапано.— Ох, Матрона, Матрона,Найди себе веревку,Найди и удавись!Пел, скорее всего, кто-то из тех, что пасли стадо. Не успел вернуться в село, как ему уже рассказали, что к ней приходили сваты. Когда же он успел сочинить свою песню? Не слишком складно, но успел. «Чтоб земля заткнула твой рот, — проворчала она, проклиная мальчишку. — Пусть рот твой вещает только о несчастьях и бедах твоей семьи». Да нет, давно, пожалуй, сложена эта песня. Еще в ту пору, когда заговорили о них с Цупылом. А виноват во всем был ее муж. Чтоб он не знал покоя на том свете! Цупыл ей нравился и до замужества. Однажды на сенокосе она подкралась и облила его водой. Он вскочил и погнался за ней. Не просто было догнать ее, но он сумел все-таки. Она попыталась вырваться, он не отпускал, и они повалились на копну. Цупыл был парень не промах — облапил ее, словно в шутку. Она не знала еще мужской руки и чуть сознание не потеряла от страха. Хорошо, он хоть опомнился, не то досталась бы она своему мужу порченой. Казалось, случай этот забылся, затерялся в ее памяти, когда она вышла замуж. Но оказалось — не навсегда, на время лишь.