Мавритания
Шрифт:
В стране, где высохший колодец, на который рассчитывали, разорванный бурдюк с последним запасом воды, ветер, скрывший следы, или хотя бы незначительная поломка мотора могут означать конец путешествия, такая одинокая «сухая» смерть верблюда наводит на печальные размышления.
В почти безводной пустыне районы подножия гор и овраги Адрара и Таганта лучше обводнены, чем соседние с ними равнины. Осадки выпадают здесь чаще, а вода, приносимая кратковременным ливнем, собирается в глубоких уэдахи увлажняет почву настолько, что ее можно использовать для посевов проса и других культур. Многие из этих оврагов — остатки бывших рек, которые тысячи лет назад протекали через Сахару. Порой русло реки занимает несколько десятков километров, иногда же только маленький участок, а дальше ложбина засыпана песком и обломками скал. Хотя реки и высохли и только в период дождей ненадолго заполняются водой, в их руслах сравнительно неглубоко под землей находятся водоносные слои. Уэдывыдает пышная растительность. Населению известны эти места, и оно старательно использует их для выращивания финиковой пальмы. Вблизи пальмовых рощ выросли старые города (конечно, в африканском понимании): Тишит, Валата, Нема, Атар, Шингетти и Вадан. Они расположились вдоль долины, по которой тянутся сады. Здесь такие селения называют ксарами.Это плотно застроенная территория с маленькими каменными или глиняными домами под плоскими крышами. Часть населения живет в самом ксаре.Чаще всего это богатые жители, владельцы возделываемых земель и одновременно торговцы, а также ремесленники. В больших ксарахимеются свои базарные площади, застроенные лавками, иногда здесь находятся мечеть и кораническая школа, а сейчас и светская школа. В последние годы некоторые ксарыполучили так называемый центр здоровья, где фельдшер дает всевозможные медицинские советы и консультации. За ксаром,рядом с плантациями, которые тянутся вдоль долины нередко на несколько десятков километров, стоят каменные дома, соломенные шалаши и палатки арендаторов, рабов, обрабатывающих поля своих хозяев, а также мелких владельцев; им самим приходится заботиться о своих садах.
Пальмовые рощи чаще всего можно встретить у подножия скалистых ярусов Адрара или высоких песчаных дюн. (Цепи песчаных холмов в Адраре сами совершенно лишены растительности.) Как правило, это свидетельствует о близости подземных водохранилищ, а значит, растительности и людей.
Типичный оазис Адрара — Вадан. Последний населенный пункт на дороге к нему, куда еще можно попасть на машине, — это Шингетти. За ним до Вадана уже полное бездорожье. Иногда этот путь могут преодолеть только караваны верблюдов. В Шингетти два раза в неделю приезжает грузовик — собственность одного из жителей этого ксара,который привозит сюда товары и людей, но, если пет собственного средства передвижения, чтобы добраться до Вадана, приходится ждать случая. А он представляется не часто. Мы прибыли сюда в ноябре. А последняя автомашина, как нам сказали, была в августе. Это был «лендровер», в котором кроме шофера находились какой-то путешественник-европеец и два его телохранителя. Правда, уже год работает маломощная радиостанция, осуществляющая связь между Ваданом и Шингетти. Однако по волнам эфира трудно переправлять людей и товары.
Известие о задуманном нами путешествии в Вадан разнеслось по Шингетти с быстротой молнии. Прежде всего пас засыпали полезными советами: вообще нам не следует туда ехать, потому что отправляться в такой путь, где мы не встретим ни людей, пи колодцев, одной автомашиной очень рискованно. Что мы будем делать, если у нас произойдет хотя бы небольшая авария? Если уж нам так необходимо ехать, то пи в коем случае нельзя ехать двоим. Эта дорога не для женщины! Я обязательно должна остаться, если хочу живой вернуться домой, к детям. Намекали на какие-то банды кочевников-регейбат, которые выступают против правительства и вообще ненавидят всех «французов» и им подобных. Кроме всего прочего, мы обязательно заблудимся, поскольку туда нет никакой дороги.
Я решительно воспротивилась тому, чтобы остаться в Шингетти, и, как потом оказалось, поступила правильно. Мы не встретили опасных бандитов, не сбились с дороги, аварии не произошло. Зато был Вадан, прекрасное и экзотическое место, превзошедшее все мои ожидания.
Когда все поняли, что наше решение непреклонно, нас начали осаждать всяческими просьбами: взять с собой почту, посылки. Городской учитель притащил довольно большой стол, который он хотел переслать своему другу, учителю в Вадане. Стол был включен в наш багаж.
Отъезд был назначен на семь утра. Мы хотели хотя бы часть пути проехать свежим ранним утром: незнакомая дорога могла преподнести нам всякие неожиданности, и лучше было иметь запас времени. Конечно, мы не смогли избежать кое-каких осложнений и тронулись в путь только в одиннадцать часов дня.
В самое худшее время дня — в полдень — мы медленно продвигались по дороге, усыпанной острыми булыжниками. Никакого следа дороги, хотя бы какой-нибудь тропинки. Первые 25 километров еще кое-где виднелись сложенные из камней холмики, вселявшие в нас уверенность, что мы едем правильно. Потом исчезли и эти следы «цивилизации». Только безнадежно однообразное пространство, покрытое то крупными, то мелкими камнями и черной пылью. Временами пейзаж несколько оживляла бледно-желтая полоса низких дюн, одинокие карликовые деревца грустно протягивали голые, изогнутые ветром колючие ветви. Расстояние Шингетти — Вадан оказалось не таким большим — 127 километров. По чтобы преодолеть их, нам пришлось затратить целых пять часов. За все время пути только раз мимо нас пронеслась стайка газелей, затем мы натолкнулись на скелет верблюда и увидели сложенные мешки с древесным углем, выжженным из жалких маленьких деревьев где-то в глубине пустыни. Видимо, ждали каравана, который должен был его забрать на базар ксара.
Каким образом среди этого однообразия Бальде и Сиди Моктар сумели найти дорогу, осталось для меня тайной. И мы не только но заблудились, а выехали прямо к самому селению. Отупевшая от зноя, с глазами, опухшими от неослабевающего яркого света и пыли, я уже перестала разглядывать все вокруг, к тому же не очень-то многое можно было и увидеть, когда Вальде указал нам пальцем на что-то вдали. Это что-то напоминало колышущуюся воду. «Это — дюны, — сказал он. — Там — оазис».
Все более отчетливыми становились формы песчаных золотых холмов. Спустя некоторое время мы оказались у их основания. Мотор работал с большим усилием, а колоса утопали в осыпающемся золотистом песке. С большим трудом мы взобрались на верхушку дюн и тут же увидели великолепную, совершенно сказочную картину. Внизу под нами лежала широкая плоская долина, кое-где покрытая песком, но с зелеными пальмовыми рощами и небольшими участками, огражденными каменными стенами и плетнями из пальмовых листьев и колючих веток. Рядом с последними тут и там расположились куполообразные шалаши, такие же золотистые, как песок: они были покрыты пшеничной соломой. Противоположная сторона долины поднималась обрывистой, скалистой стеной, к которой как бы прилепился каменный город. Это производило впечатление продолжения обрыва. Все тонуло в медно-красном солнечном закате. И оборонительные стены этого средневекового города, и его дома были построены из скальных пород, поэтому трудно было понять, где настоящая скала, а где начинается здание. Только два серых оштукатуренных здания, возвышавшиеся над другими, и выделялись в этой единой по характеру и цвету картине. Они напоминали укрепленный замок, в действительности же оказались школой и лазаретом, построенными современным правительством и выдержанными в стиле, который полностью соответствовал романтическому Бадану.
На противоположной от ксарастороне долины стояло одинокое здание, ничем не отличавшееся от остальных в селении. Именно здесь нам предстояло остановиться. Здание оказалось старым французским фортом и поэтому было расположено так, что господствовало над долиной и обеспечивало наблюдение за городом на противоположной стороне. Во многих старых оазисах, на берегу долины мы встречали именно французские форты. Так было в Шингетти, в Бутилимите. В настоящее время форт — резиденция помощника префекта. В нем три большие комнаты. В одной размещалась канцелярия со столом, несколькими креслами и радиопередатчиком. Как раз, когда мы приехали, местный фельдшер принимал по нему распоряжение из Шингетти, что, если мы не прибудем до утра, на поиски следует выслать нескольких человек с верблюдами. В этой же комнате, в стенном шкафу, стояли книги со списком жителей ксараи кочевников, закрепленных за данным округом; значились только главы семей. Две следующие смежные комнаты были отданы нам. Одна была обставлена довольно скромно; мы приспособили ее под кухню. Другая выглядела побогаче — на полу для гостей лежали матрацы. К зданию пристроена «ванна»: маленькая клетушка с цементным полом и стоком для воды, в стену вместо вешалок для одежды вбиты колышки. Здесь можно было помыться, поливая тело водой из кувшинчика — это было единственное помещение с дверью, что позволяло уединиться от массы гостей и любопытных. Плоская крыша, на которую вела внушительная каменная лестница, предназначалась для сна в знойные, душные ночи. Вблизи еще стояли низкая прямоугольная ограда с входом в более высокую стену, выходящую на восток, — здесь совершались молитвы, и тут же рядом массивная башня — типичное для мавританских домов помещение.
Наш приезд был замечен в ксарена противоположной стороне долины, и едва мы вышли из машины и начали распаковывать багаж, как тут же появились гости. Первым прибыл секретарь правящей партии в белой одежде и богатом голубом тюрбане.
Он приветствовал пас официально и с достоинством, через переводчика Сиди Моктара сообщил, что мы — желанные гости и он как представитель правительства берет нас под свое покровительство. За ним чинно, с изящным благородством приблизился шейх Мустафа ульд л’Кеттаб, глава живущего в районе Вадапа колена племени идау-эль-хадж, вышедшего из Альморавидов.
Шейх был хозяином этой земли. Он сел на ковер, поклонился и, расточая улыбки, положил перед нами шары, слепленные из фиников и обваленных в муке из проса. Поздоровавшись с нами, он объяснил, что в Вадане с незапамятных времен приветствуют почетных гостей города традиционным подарком — финиками, самым большим богатством этой страны. Мы также преподнесли подарок — полторы тысячи франков, благодаря его за полученные подарки и выражая признательность за гостеприимство и дружеское отношение.