Маяк
Шрифт:
Позавчера я порядком подустал, признаюсь, от этих снов и этих миражей. Я допустил мысль - крамольную из крамольных!
– что стоит отвлечься от постоянных мыслей о тебе, от созерцания фотографии, от пресловутого маяка. Я пошарил по подворотням и отыскал жрицу любви - молодую, какой была и ты на тот момент, пока ещё была моей. Пара шуршащих купюр, и она ведёт меня трущобами в свою комнату, повидавшую уже не одну сотню мужчин за недолгие трудовые годы этого юного создания. Я, глупец, думал, что предавшись страсти с дешёвой шлюхой, смогу позабыть о тебе, что отступят сны и видения, едва я переключусь с внутренних иллюзорных переживаний на вполне реальные телесные. Глупо! Как ни старалась юная прелестница, но моё тело не смогло выжать из себя и капли страсти, и после часовых попыток хоть что-то сделать со мной, я был изгнан - с позором и без возврата денег. Однако я не жалел ни капли - ни о деньгах, ни о любовной неудаче. Ни тело моё, ни разум мой ни жаждут никого, кроме тебя.
А Уиксли, видимо, сам дьявол. Чернявый, белозубый, кареглазый - сущий демон, инкуб, пленивший тебя своей проклятой силой и увёзший за океан, подальше от меня. Верь я в высшие силы, я бы сказал, что это кара мне за неведомые прегрешения, что я свершил в этой жизни - или в прошлых.
Ха, многие бы посоветовали мне не прессовать свои мозги, и, если проститутки не подходят для меня, попробовать влюбится. Глупо, глупо, как сырные дожди по пятницам! Ты слишком глубоко въелась в моё естество, словно гриб, покрывающий мицелием огромные территории. Ты в каждом моём члене, в каждом органе, в каждой клеточке моего истерзанного организма. Нейроны моего воспалённого мозга каждую миллисекунду передают твоё имя по своим волокнам. Ты растворена в моей крови, и если бы я истекал кровью, лишь вливание тебя в мои напряжённые вены смогло бы спасти меня от смерти. Морфий, опиум - ничто так не дурманит, как воспоминания о твоих глазах, в которых я так любил купаться. И свежесть чистейших лугов Тибета покажется мне смердящей вонью выгребной ямы, полной гниющих трупов, по сравнению с незабвенным запахом твоих карминных волос...
Оли, Оли, милая моя Оли... Как бы я хотел услышать твой голос в трубке телефона, пробежать глазами по строчкам, что оставила твоя тонкая рука. Как бы я хотел, чтобы ты никуда не уезжала. Навеки, навеки...
Доктор Блад беспокоит меня довольно часто. Звонит, норовит побеседовать, когда я на работе. Пару раз даже приходил ко мне домой. Но ему не взять меня, я не дамся так просто. Если я провёл пять лет в его гостеприимных стенах только потому, что ты оставила меня, и я впал в депрессивное забытьё, то теперь, узнай он о моих снах, видениях, и, самое главное, о неведомом маяке, у меня есть все шансы провести остаток дней на продавленной кушетке, глотая микстуры и заботу, совершенно мне не нужные.
Маяк... Он - символ моих чувств, неиссякаемой исступлённой любви. Я понял это недавно. Чем чаще я думаю о тебе, чем больше видений и снов - тем он ярче, тем сильнее его пульсация. Последнее время он мерцает подобно Сириусу, и я понимаю, что это что-нибудь да значит. Далеко с севера доносится до меня его удивительный манящий свет...
Далеко на севере... "Порывы северного ветра, несущие холод очередной зимы"– так, кажется, говорил Блад? Эскулап упоминал мыс Гнева, и почему-то считал, что я должен его помнить. Брызги, ветер... Я проверял по карте - это север Шотландии, там в берега бьётся Атлантический океан, бессмысленный и беспощадный в своём стихийном неистовстве. Север... Далеко на севере...
Кажется, я знаю, что нужно сделать.
Милая, прости за тот бред, что я пишу тебе в каждом письме. И ответь. Пожалуйста. Хотя бы одной строчкой.
Навеки твой,
Эверетт.
30 мая 1920 г.
Оли, солнце моё!
На этот раз буду краток, ибо условия не позволяют настрочить очередную безумную тираду.
Я в пути.
Прямо на север, на свет моего маяка. Ночью 21 апреля я собрал свой нехитрый скарб, воровато вышел из дома, после чего прокрался на Стивенсон-стрит. "Форд" Блада всё так же стоял у входа в его психиатрические казематы. Доктор был прав - я действительно вернулся. Нехитрые манипуляции с электроникой - и я мчусь прочь из опостылевшего Глазго, мчусь на север - и вижу там, вдали, свет маяка. Он всё сильнее, всё ярче с каждым днём - а значит, я всё делаю правильно.
Плевать, что угон автомобиля совершенно против закона. Плевать, что, возможно, меня будут преследовать - я уже сделал свой выбор. Ещё тогда, когда не обнаружил тебя в нашем доме.
Сейчас я остановился в каком-то посёлке, чтобы перекусить и подзаправиться, поэтому и пишу письмо - возможно, здесь есть, где его отправить. Не пиши мне ответа сейчас - хотя, сомневаюсь, что подобные идеи вообще могут прийти в твою голову. Когда я достигну своей конечной точки маршрута, я обязательно напишу тебе, указав нужный обратный адрес.
Угнанный мною "Форд" - мой корабль. Мой маяк - мой Polaris. Я - мореплаватель земной тверди, скользящий на ветрах любви, смешанной с безумием.
Целую в твои тонкие бледные губки,
Твой Э.
13 сентября 1920 г.
Дорогая, милая, родная моя Оливет!
Минуло лето, и вот я достиг конечной точки своего пути.
"Форд" доктора сгинул в безвестном болоте ещё в начале июня, поэтому мой дальнейший путь был долог и тернист. Я шёл пешком, порою некоторые промежутки пути проезжал на попутных экипажах; нередко приходилось плыть - на лодке и даже самому. Я спал в чужих сараях, сеновалах, порою под открытым небом или в корнях поваленных елей. Я питался тем, что удавалось украсть у фермеров, либо же подножным кормом, который удавалось добывать в лесу. Гнус терзал моё тело, дождь заливал мне глаза. Не исключено даже, что я подхватил какую-нибудь болезнь. Но путь мой был проложен маяком, а сердце грел твой образ. Потому я здесь, потому я жив.
Оказывается, пешком путешествовать лучше, чем в машине. Да, не так быстро - но нет совершенно никаких опасений, что собьёшься с установленного курса. Это был мой хадж, мой поиск Святого Грааля - и он завершился.
Я стою на крутом берегу. Океанические брызги, солёные и холодные, долетают до моего лица. Мыс Гнева. Доктор говорил, я должен его помнить. И, действительно, возникает такое чувство, что я тут уже был. Но при чём тут 1915 год? Никак не могу взять в толк.
Вокруг на многие мили ни души. Пустоши, холмы, ни единого деревца, ни единой фермы, ни единого домика. Только тот, что за моей спиной. Двухэтажный, с мансардой, старый, немного просевший. Дверь была опечатана, окна заколочены - видно, что он заброшен уже несколько лет, и, судя по окружающей меня земле, с момента закрытия дома здесь никто не бывал. Да и кому могло бы понадобиться жить тут, на открытой всем ветрам площадке, где совершенно нечем заняться, кроме как предаваться какому-нибудь монотонному ремеслу - или угрюмому отшельничеству. Пожалуй, я займусь последним. Здесь меня вряд ли кто-то найдёт. Разве что Блад... но не обязательно, совсем не обязательно.
Я расколотил дверь и окна. Внутри царило полнейшее запустение, однако отыскались кое-какие инструменты, утварь, листы бумаги, дрова. Я решил обосноваться в мансарде, поскольку там разруха ощущается меньше всего, а из окна открывается прекрасный вид на холодные океанические волны. И на маяк.
Я вижу его, теперь гораздо отчётливее. Но, тем не менее, не могу понять, где находится та башня, что несёт на себе его огонь. Ведь там, дальше на север, только бескрайнее море да парочка островов - но это уже совершенно не укладывается ни в какую объективную картину. Видимо, маяк - действительно порождение моего больного рассудка; тем не менее, он привёл меня именно на мыс Гнева. Странно, очень странно.
В мансарде есть очаг, так что мне не будет холодно; из найденного внизу барахла я смастерил себе ложе, а также постарался заткнуть щели в стенах - ведь скоро станет совсем холодно, а мне совершенно не хочется замёрзнуть. С едой и водой будет туго, ведь как я уже упоминал, местность необитаема, и украсть ничего не получится. Однако я видел, что среди камней футах в ста от моего нового обиталища чернеются какие-то норы. Вполне возможно, это жилища кроликов, а значит, несколько силков обеспечат меня постоянным обедом и ужином. Воду можно собирать во время дождя, благо, какие-то посудины валяются по углам первого этажа, - либо можно попробовать разыскать родник. Не хватает только виски или табака - но чего нет, того нет, хотя, возможно, что-нибудь из этого и завалялось в этом доме.