Маятник Фуко
Шрифт:
— Моя милая, только что вы посмотрели на меня с мыслью: он из «бывших». Но кто на самом деле — вы или я — живет в прошлом? Вы, желающая подарить своей стране все ужасы трудящегося, индустриального века, или я, желающий, чтобы наша бедная Европа снова переняла естественность и веру у детей рабов?
— Господи, — вздохнула Ампаро, — вам хорошо известно, что это только способ, чтобы они сидели тихо…
— Не чтобы сидели тихо, а чтобы и дальше культивировали ожидание. Без чувства ожидания не существует даже рая, не этому ли учили вы, европейцы?
— Вы считаете меня европейкой?
— Важен не цвет кожи,
— Вы опять хотите нас эксплуатировать?
— Опять?
— Да, и вы должны были этому научиться в восемьдесят девятом году, граф. Это все у нас вот где сидит! — сказала Ампаро, ангельски улыбаясь, и прямой красивой ладонью полоснула себя по горлу.
Я хотел ее всю, с ног до головы.
— Драматично — молвил Алье, доставая из жилетного кармана табакерку и нежно поглаживая ее. — Так вы меня узнали? Но в восемьдесят девятом году не рабы лишались голов, а храбрые буржуа, которых вы, должно быть, ненавидите. Впрочем, граф Сен-Жермен в течение многих веков видел столько скатившихся с плеч и столько возвратившихся на плечи голов. Но вот к нам идет мать святого, иалориша.
Встреча с аббатисой здешнего террейро состоялась в спокойной, сердечной, народной и в то же время интеллигентной обстановке. Это была огромная негритянка с эмалевыми зубами. На первый взгляд — торговка, а поговорив с ней немного, вы начинаете понимать, почему именно такие бабы занимают главенствующее положение в культурной жизни Салвадора.
— К примеру, ориша — это существа или силы? — спросил я ее.
Мать святого ответила, что конечно же, это силы: вода, ветер, листья, радуга. Но разве помешаешь простонародью видеть в них своеобразные отображения воинов, женщин, святых католической церкви? Вот вы, сказала она, не почитаете ли космическую энергию в обличии девственницы? Самое важное — поклоняться неким силам. Форма же представлений в конкретных случаях соответствует уровню восприятия каждого.
Потом она вывела нас в сад за павильоном, чтобы осмотреть часовни до начала священнодействия. В саду нам показали дома ориша. Команда негритяночек в баиянских костюмах суетилась там в пылу последних приготовлений.
Дома ориша были разбросаны по саду в беспорядке, как капеллы на святой горе, и на каждом было вывешено изображение соответствующего святого. Внутри каждой хижины, если заглянуть, выделялись резкие, яркие цвета венков, статуй, свежеприготовленных лакомств, поднесенных богам. Белый для Ошала, голубой и розовый для Иеманжи, красный и белый для Шанго, желтый и золотой для Огуна… Посвященные становились на колени, целовали порог, осеняли себя прикосновением ко лбу и за ухом.
Все же, думал я, Иеманжа — это то же, что Пречистая Дева Непорочного Зачатия, или нет? Шанго — Святой Иероним?
— Не задавайте чересчур трудных вопросов, — предостерег меня Алье. — В случае умбанды ответить было бы еще сложнее. В родословную Ошала входят святой Антоний и святые Козьма и Дамиан. Иеманжа включает в себя сирен, ундин, кабокло как морских, так и речных, поверия о духе моряков, о путеводных звездах. В восточную линию входят инду, врачи, ученые, арабы и марокканцы, японцы, китайцы, монголы, египтяне, ацтеки, инка, жители
— Вот это да, — снова выдохнула Ампаро.
— Нужно говорить «Ошала», — шепнул я, слегка касаясь ее уха. — Спокойно, но пасаран.
Иалориша показала нам серию масок, которые церковные служки носили в храме. Это были маски-шлемы из соломы или капюшоны, которыми должны покрывать голову медиумы во время того, когда они впадали в транс и их забирали в свои владения божества.
— Это своего рода форма стыдливости, — объяснила она, — в некоторых террейро избранные танцуют с открытым лицом, не скрывая своей страсти от присутствующих. Но посвященный всегда защищен, окружен уважением и избавлен от любопытства профанов и тех, кто не с состоянии постичь внутреннее ликование и благодать. Таков обычай террейро, и поэтому туда неохотно допускают чужих. Но, может быть, со временем вам удастся проникнуть, кто знает.
Нам осталось только попрощаться. Однако она не хотела нас отпускать, не предложив попробовать — не из corbeille, которые должны оставаться нетронутыми до конца обряда, а со своей кухни — немного comidas de santo. Она повела нас за террейро, и было это настоящее многоцветное пиршество: маниок, перец, кокосы, миндаль, имбирь, moqueca из siri mole, vatapa, efo, caruru, черная фасоль с farofa и все это с нежным ароматом африканских кореньев, сладковатых и пикантных тропических приправ. Мы сосредоточенно пробовали пищу, осознавая, что едим с древними суданскими богами. Иалориша сказала, что каждый из нас, не зная об этом, есть ребенок одного из ориша и часто можно определить, кто чей. Я смело спросил, чей я сын. Иалориша вначале уклончиво заметила, что нельзя точно сказать, затем принялась рассматривать мою ладонь, провела по ней пальцем, посмотрела мне в глаза и сказала: — Ты сын Ошалы.
Я был горд этим. Ампаро, уже успокоившись, предложила определить, чей сын Алье, но он ответил, что предпочитает этого не знать.
Когда мы вернулись домой, Ампаро сказала мне:
— Ты видел его руку? Вместо линии жизни у него множество линий, прерванных подобно ручью, который, встречая на своем пути камень, огибает его и течет на метр ниже. Это линия жизни человека, который умирал много раз.
— Международный чемпион длительного метемпсихоза — сказал я.
— Но пасаран, — засмеялась Ампаро.
29
В силу того простого обстоятельства, что они меняют и укрывают свои имена, и лгут о своем возрасте, и таково их желание, что они приходят неузнанными, — ни один логик не может опровергнуть, что необходимо следует, что они действительно существуют.