Майор Бойцов желает познакомиться
Шрифт:
— Я не люблю рыжих? Откуда ты это взяла?
— Я… я… а мне Яша сказал, — нервно тереблю рукава.
— Яша? Наш Яша из отдела?
— Ну да. Так и сказал, мол, майор, вообще-то, рыжих не уважает. А я-то ни сном ни духом. Знала бы, что Тимур Иванович меня не уважает, вряд ли бы…
На этот раз вовремя затыкаюсь. Ровно перед тем, как напомнить о нашем сексуальном батле. А вернее, о трех сексуальных актах. Если считать оральный контакт, за полноценный то о четырех.
Пока я пытаюсь прийти в себя от горячих воспоминаний,
— Трепло какое, Яша.
— Да ладно, Тимур, что ты так завелся? — Усмехаюсь. — Рыба гниет с головы.
Упс.
— У тебя странное понятие о границах, стажерка. Отставить критиковать старшего по званию, — выговаривает он шепотом.
Осматривается по сторонам. Вокруг нас довольно много прислуги и сотрудников поместья. Внешне мы с Тимуром всего лишь эксцентричная семейная парочка, которая о чем-то спорит. Явление частое, поэтому внимания не привлекаем.
— Да блин… — закатываю глаза раздраженно. Вот ведь привязался.
— Имеешь в виду, что я трепло? — с претензией выговаривает.
— Нет, что ты? — возмущенно отвечаю.
Ну, конечно же, ДА, говнюк!
— Просто Яша рассказывал, что у его дяди синдром Мюнхгаузена, — тут же вру.
— Господи, где ты это всё берешь, Завьялова? — качает он головой.
Захватывает мой локоть и направляет в сторону узкой тропинки, которая уходит в густой лес.
— Да правда это, — пытаюсь реабилитироваться. — Ты что никогда не слышал про такой синдром? Когда люди себе болезни выдумывают. Ходят к терапевтам каждую неделю, выпрашивают обследования, потому что точно знают диагноз. Разве не слышал?
— Нет.
— Вот поэтому и говорю — рыба гниет с головы. Если в семье патологические вруны, что ждать от Яши? Мне его даже жаль немного, он и сам не рад. Только не говори, что я тебе рассказала.
Ликую неимоверно. Как всё складно у меня получилось. Я сама тот ещё Мюнхгаузен. И, кстати, Бойцов тоже. Ведь я знаю, что про его нелюбовь к рыжим — правда.
— Тебе жалко Яшу? — раздраженно повторяет Тимур. — Ты поэтому с ним каждый день на обеды разгуливаешь?
Вот ведь привязался. Снова резко разворачиваюсь и упираю палец в его грудь.
— Я с ним на обеды разгуливаю, — не могу сдержаться, злюсь, — потому что Яша, внимание!.. Во-первых, воспринимает меня всерьез, во-вторых, не дарил мне фаллоимитатор, и к той истории вообще не имеет отношения, в-третьих, я с ним не тра…
В темно-серых глазах загорается недобрый огонек. Тимур делает шаг на меня и мне приходится тоже отступить.
— Но это только пока, — договариваю на выдохе.
— Пока? — совершает ещё шаг. — Хочешь сказать с Яшей... тоже будешь?
Облизываю пересохшие губы, тем самым привлекая к ним внимание.
— Тоже «потрахаешься и забудешь»? — усмехается Тимур.
— Тебе какая разница?
— Отвечай.
Моя спина упирается в шершавый ствол дерева.
— С Яшей не забуду. Он, кстати, твою теорию про «свободных»
Слева от нас вдруг слышатся голоса, и я вздрагиваю от неожиданности, когда Тимур наваливается сверху и прикладывается губами к моему рту. Поцелуй жесткий. Такой, что даже немного больно становится.
Пытаюсь вырваться.
— Что ты? — вдыхая жадно воздух, спрашиваю.
Вспышками в сознании та ночь. Мне казалось, я всё забыла, но нет. Вкус Тимура мой организм идентифицирует как «тот самый» и по телу прокатывается судорога.
— Ш-ш-ш, — шипит он, посильнее припирая меня к дереву коленом. — Молчи и целуйся, стажерка. Там, в лесу, кто-то есть…
Глава 15
— Тимур, — шепчу тихо, упираясь пылающей щекой в колючий подбородок. Трусь об него впрок, мысленно запечатываю это ощущение в предварительно выдержанную в духовке пол-литровую банку и закатываю металлическую крышку с помощью специальной машинки, а сверху бережно прижимаю наклейку с надписью «Мой небритый майор, 2024».
Морщусь, надо ж до такого додуматься? Но представляю всё же как убираю ту самую баночку далеко-далеко. На дальнюю полочку в голове, за мозжечок.
Смотрю в темно-серые глаза.
— Там никого нет уже давно. И вообще, вряд ли кто-то был… Так и скажи, что ты считаешь вас, мужчин, особенными. И вам можно трахаться с кем угодно, а я с тобой переспала без отношений, и ты теперь считаешь, что я шлюха.
— Ты дура, а не шлюха, — бормочет он, снова завладевая моим ртом.
— Сам дурак, — отправляю в его губы. — Самодур.
Матушки-батюшки! Они точь-в-точь как в нашу единственную ночь. Ни капельки не изменились. Жесткие и одновременно нежные.
— Там никого нет, Тим… — снова откланяюсь, собирая ткань его кофты на широких плечах. — Алёша, блин.
— Есть, — хрипло смеется он. — Мы семейная пара, Таня, и мы целуемся. Расслабься. Тебе ведь нравится.
Прикрываю глаза, потому что, будем честны, стажерка Завьялова — тебе тоже хочется верить в то, что это конспирационный поцелуй, хотя из конспирации в нём только то, что язык майора хочет спрятаться у меня во рту как можно глубже, при этом Тимур аккуратно проталкивает ладони под пояс моих узких джинсов и сдавливает ягодицы вместе с шелковым бельем.
Опасно твердый пах трется о мою ширинку, показывая крайнюю степень возбуждения.
— Что ты творишь, блин? — ахаю.
— Черт, — теперь первый отлипает он. Неохотно, чтобы остынуть. — Не хотел ведь…
Снова смотрит и пропускает сквозь пальцы мои кудряшки.
— А зачем делаешь? — непонимающе интересуюсь.
Он раздраженно закатывает глаза и продолжает играться с моими волосами.
— Потому что мне всё время хочется промыть тебе рот, когда ты рядом.
Усмехаюсь.