Майя
Шрифт:
– А разве это не зависит от желания… гм, высокопоставленного господина? – полюбопытствовала Оккула.
– Нет, все зависит от желания верховного советника, потому что Майя – его собственность.
– Сайет, по-моему, в отличие от меня, Майя не совсем понимает, в чем дело, – торопливо заметила Оккула. – Позвольте я ей объясню. Кто-то из знатных господ приметил ее на празднестве дождей и обратился к верховному советнику с просьбой ссудить ее на вечер, так? И вам эта просьба польстила, верно?
– Да, – благосклонно кивнула Теревинфия. – И мне, и самой Майе. Только я вот что скажу – не вздумай сбежать. Беглых рабынь на виселицу отправляют.
– Сбежать,
Майя произнесла это с таким наивным удивлением, что Теревинфия сочла за лучшее сменить тему:
– Что ж, правила тебе известны…
– Правила, сайет?
– Ох, сайет, она же ничегошеньки не знает, – вскричала Оккула. – И не понимает, о чем вы. Ах, умоляю, скажите: кто ее приглашает? Я вся горю от нетерпения.
– Погоди, все узнаешь. Майя, ты знаешь, что такое лиголь?
– Нет, сайет. Слово вроде бы слыхала, но…
– Такой красавице, как ты, причитается не меньше сотни мельдов в подарок. За услуги. Вот это и называют лиголь. Но ты не девушка из дома утех, а собственность верховного советника. Твой хозяин ссужает тебя по просьбе знатного господина, в одолжение, а потому просить лиголь ты не имеешь права и обязана с благодарностью принять любой подарок, если предложат. – Теревинфия приподняла Майин подбородок и заглянула девушке в глаза. – В нашем доме невольнице щедро дозволено оставить себе две пятых доли этого подарка, остальное полагается верховному советнику – и мне. Понятно? Затверди это накрепко и не старайся увильнуть, иначе тебе не поздоровится, вот как Мерисе.
Глаза Теревинфии зловеще сверкнули. Майя вскрикнула, задрожала и отшатнулась:
– Нет, что вы, сайет!
– Вот и славно. Будем считать, что мы друг друга поняли, – вздохнула толстуха и потрепала Майю по щеке. – Как известно, носильщиков верховный советник не держит. Обычно мы отпускаем невольницу пешком, в сопровождении Джарвиля или кого-то из прислуги, но в сезон дождей на улицах такая слякоть, что придется нанять екжу. На месте тебя встретит господская сайет, она и с возчиком расплатится. Завтра будь готова к двум часам пополудни. Нет, лучше я сама приду – прослежу, чтобы все было чин по чину.
Теревинфия допила вино и направилась к выходу.
– Сайет, вы же так и не сказали, кто Майю пригласил! – умоляюще воскликнула Оккула, бросаясь следом за толстухой. – Прошу вас, не томите, раскройте тайну. Кто?
– Ах да, я и забыла, – пробормотала Теревинфия с порога. – Спасибо, что напомнила. Маршал Кембри-Б’саи, вот кто.
Оккула с Майей обменялись изумленными взглядами.
– Ох, Леспа в звездной короне! – прошептала Оккула. – Банзи, ты не представляешь, что это значит! – Она схватила Майю за руки, закружила в радостном танце, а потом отвесила ей церемонный поклон и передразнила Теревинфию: – Маршал Кембри-Б’саи, вот кто…
– Ой, перестань! – взмолилась Майя. – Оккула, я боюсь. Что мне делать?
– Как что? – расхохоталась Оккула и дернула свои короткие жесткие кудряшки. – Лечь на спину и ноги пошире расставить. Ну, для начала. А дальше сама сообразишь, что и как. Ты уж постарайся, подруга, не упускай такого случая.
26
Услада Кембри
Майю, завернутую в зеленую шелковую накидку поверх бледно-голубого метлана, доставили в крытый дворик маршальского особняка. Навстречу екже вышла та же светловолосая женщина, что встречала невольниц на празднестве дождей. Майя, плененная ласковым, приветливым обращением, совсем забыла попросить
Сайет проводила Майю через двор к другой лестнице, ведущей в длинный коридор, где вдоль стены, увешанной яркими коврами, были расставлены семь статуй богов, почитаемых во всей империи: Крэн-громовержец, с зигзагами молний в кудрях, царственно простирал руки, отделяя небесную твердь от земной; венценосная Аэрта, выпятив тяжелый живот, кормила золотыми грудями двух младенцев; круторогий бородатый Шаккарн на топазовых копытцах, изрыгая клубы серы, потрясал огромным рубиновым зардом, будто копьем; милосердная красавица Леспа, в звездной короне, разбрасывала над землей сны из опаловой корзинки; медведь Шардик, с горящими угольками гранатовых глаз, вздыбившись, грозил врагам тяжелой лапой; из медных языков пламени выглядывал змееглавый Кенетрон, раскинув могучие орлиные крылья над Ступенями Квизо; неисповедимая Фрелла-Тильзе, с лицом, скрытым капюшоном накидки, указывала костлявым пальцем на росток тамаррика у ног.
Майя робко следовала за сайет, с опаской поглядывая на величественные изваяния, – казалось, боги вот-вот сойдут со своих постаментов. Наконец ее подвели к массивной двери темного дерева, украшенной светлыми зигзагами, как панели в пиршественной зале. Сайет остановилась и с поклоном раскрыла перед Майей тяжелую створку.
– Маршал здесь? – пролепетала Майя.
– Нет, – ответила светловолосая женщина, окинула невольницу взглядом и лукаво усмехнулась. – Входи, не бойся. Долго ждать не придется.
Майя, теряя самообладание, испуганно вцепилась в руку своей спутницы:
– Ах, сайет, я не знаю… я в первый раз…
– Считай, тебе повезло, – ласково ответила женщина с милой улыбкой. – С маршалом все просто. – Заметив Майино недоумение, она потрепала ее по плечу. – Не волнуйся, ступай.
Едва Майя переступила порог, дверь в противоположном конце покоев распахнулась и вошел маршал. От неожиданности Майя не успела разглядеть, куда попала, заметила только, что комната просторная, роскошно обставленная и теплая, с толстым ковром под ногами. Кембри в четыре шага пересек покои, подхватил обомлевшую Майю в объятия и осторожно опустил ее на огромную мягкую кровать.
Тут Майя наконец сообразила, что имела в виду сайет: от наложниц маршал не ожидал ничего, кроме беспрекословного повиновения. Он жадно набросился на Майю, будто не владея собой и удовлетворяя свое вожделение с каким-то безучастным напором, – так разливается в половодье бурная река. Только увидев маршала вблизи, Майя поняла, какой он великан. Суровый чернобородый исполин, с густыми щетинистыми бровями, даже без одежды казался облаченным в боевые доспехи. Она несколько приободрилась, невольно осознав, в чем заключается его притягательность. Напряженное молчание маршала, жадная сосредоточенность на удовлетворении своих желаний и полное безразличие к Майиной неопытности говорили о неимоверной силе страсти. Майя, словно подхваченная вихрем, не заметила, что маршал не произнес ни единого слова, и покорно отдалась наслаждению. Таррин всегда отпускал скабрезные шуточки и шептал ласковые, нежные глупости; Сенчо фыркал, кряхтел и ждал от нее непристойностей; Кембри же действовал бесстыдно, но без грубостей, с какой-то бездумной ненасытностью, будто поглощая все ее существо. Майя, беспомощно корчась под тяжестью громадного тела, внезапно вспомнила слова Оккулы: «Мужчина хочет женщину, а женщина хочет, чтобы ее хотели».