Майя
Шрифт:
Вытирая пыль в книжном шкафу в кабинете хозяина, Майя увидела том Достоевского « Преступления и наказания», из которого выпала тонкая брошюра «Еврейский вопрос». Слегка опешив, она недоумённо произнесла:
»Вы читаете Достоевского?!-«
– Чему ты так удивляешься? Мы немцы очень любим его произведения. Сам фюрер, всегда считавший для себя непревзойдённым авторитетом Ницше, который в свою очередь, преклонялся перед Достоевским, крайне благожелательно настроен к писателю. А у рейхсминистра народного просвещения и пропаганды Геббельса подобный том является настольной книгой. Особенно все разделяют
»Что если бы не евреев было в России три миллиона, а русских и евреев было 80 миллионов, ну во что бы обратились у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собою в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы их прямо в рабов? Хуже того: не содрали бы кожу совсем, не избили бы дотла, до окончательного истребления, как делывали с чужими народами в старину?»
Как мог её любимый писатель, гений, так тонко описавший глубины человеческой души, будучи столь прогрессивным человеком, остаться глухим и слепым к нуждам и боли еврейского народа и на деле оказаться банальным антисемитом? Майя не теряла уверенности в том, что если бы Фёдор Михайлович жил в чуть другое время и стал бы свидетелем того, что творил его любимый российский мужик в многочисленных еврейских погромах: насилуя, грабя и убивая беззащитных евреев, его гуманизм несомненно преобладал бы над другими чувствами и изменил бы его взгляд на еврейский вопрос. А если бы с Майей под руку прогулялся по Бабьему Яру и заглянул в глаза всем замученным там евреям, то будучи столь религиозным человеком, наверняка воздвиг бы их в лики святых! Самым странным во всей этой истории было другое - после всего, что с ней произошло она всё ещё не потеряла способности удивляться.
Вечером первого июня, хозяйка дома праздновала день своего рождения, чему предшествовали суматоха и бесчисленные приготовления. Приехали её родители и родители мужа и ещё три пары знакомых. Гер Фон Оффенбах подарил жене золотой медальон, который она, на радостях, тут же напялила на себя. Майя моталась между кухней и столовой, не успевая подавать, менять, мыть и ставить на место. Гер Клюге, перебрав шнапса, стал громогласно объяснять присутствующим, что полностью разделяет позицию и мнение гауляйтера Баварии Пауля Гислера, своего товарища по партии, известного остальным, как яростного приверженца подавления инакомыслия, фанатичного и безжалостного нациста. «Наш гауляйтер- продолжал Клюге- сделал всё , чтобы раскрыть и уничтожить этих заносчивых юнцов из антифашистской организации «Белая роза». Я лично присутствовал на его выступлении в Мюнхенском университете. Не буду скрывать, мы все тогда были навеселе и гер Гислер однозначно высказал этим молокососам всё, что о них думает, включая девиц, которым, по мнению гауляйтера, вместо траты времени на бессмысленную учёбу следовало бы « подарить ребёнка фюреру», так что вы думаете, студентики оскорбились и учинили беспорядки, но не волнуйтесь наш гауляйтер быстро с ними справился, арестовав всех зачинщиков.» Майя заметила, как после столь напыщенной тирады Клюге, хозяин дома переглянулся со своими родителями и тут же все трое уставились в свои тарелки.
Гости, наевшись и напившись, приступили к танцам и конечно к обязательному национальному лендеру, напоминавшему вальс. Майю же отослали уложить спать Гюнтера. Сидя у кровати мальчика, уставшая девушка тихонько напевала колыбельную с советского кинофильма «Цирк», не зная подобной на немецком. Малыш всё вертелся и никак не
»Вот растёт будущий нацист, ведь в детстве теперешние фашисты тоже были милыми Гансами и Фрицами, а подросли и превратились в свирепых зверей.
«Майя, мне нравится твоя песня, спой пожалуйста ещё раз.» -попросил сонный мальчик и ей стало неловко за свои мысли. Глядя в его доверчивые, голубые глаза, она задалась вопросом: «Разве этот ребёнок в ответе за дурные поступки взрослых?» Гюнтер, тем временем, крепко прижавшись к её руке, спокойно уснул.
Ранним утром, Майя кормила малыша овсянкой, когда на кухню вскочила разгневанная хозяйка с перекошенным красным лицом и стала кричать, как ненормальная:
»Где он? Я тебя спрашиваю, мерзавка! Как ты посмела рыться в моих вещах, немедленно верни мне его, иначе я сейчас же вызову полицию! «- истерически визжала фрау, затем подскочила к недоумевающей Майе и стала трясти её, что есть мочи:
»Слышишь, воровка, Дахау недалеко, немедленно отдай мне его, если не хочешь там очутиться! Где ты спрятала мой медальон?»
«Фрау Фон Оффенбах, я видела его всё лишь раз. В день вашего рождения и не знаю, что с ним дальше произошло.»- взволнованно отвечала Майя.
Маленький Гюнтер, испугавшись крика матери, зашёлся плачем.
«Ну, что же, ты сама во всём виновата, теперь пеняй на себя!» - зло прошипела фрау и вызвала полицию. Два фельдфебеля приехавшие на вызов, вновь допросили девушку, но она продолжала уверять всех, что не брала медальон. Полицейские вместе с хозяйкой тщательно переворошили содержимое каморки и, ничего не найдя, вернулись на кухню к сидящей на табурете поникшей служанке.
«Фройлен, я последний раз предлагаю вам добровольно вернуть украшение, в Дахау оно вам явно не пригодиться, не вынуждайте нас применять силу»- сказал полицейский.
Разгневанная фрау, не обладая его терпением, подскочила к Майе и стала силой срывать с неё платье и хлестать по щекам, крича при этом: «Так ты на себе его прячешь!» Малыш перешёл на крик.
«Закрой рот слюнтяй!» - рявкнула на него фрау и он оцепенел.
Резкий окрик хозяина дома прервал разыгравшийся скандал:
»Лизи, что здесь происходит?!»
Из- за стоявшего крика и плача малыша, никто не заметил вошедшего доктора и его вопрос прозвучал отрезвляющей оплеухой, после которой враз наступила, не менее удручающая, тишина.
«Лизи, ты, ищешь это?»- протягивая медальон, спросил он жену- «Ты ведь сама просила починить у ювелира заедающую застёжку, возьми, теперь всё в порядке.»- затем он повернулся к полицейским:
«Уважаемые офицеры, приношу свои извинения за случившееся недоразумение, жена не прочла оставленную ей записку. Спасибо, что так быстро среагировали!» и обменявшись традиционным: »Хайль Гитлер!» закрыл за ними дверь.
«Фройлен Майя, приведите себя в порядок и весь этот балаган под лестницей. Вот вам две марки, пойдите прогуляйтесь по городу. Вы, свободны до шести вечера»- сказал Отто и, забрав сына, ушёл наверх. Посрамлённая Лизи побежала вслед за ним.