Мазарини
Шрифт:
«Мне крупно повезет, если среди всех этих интриг и предательств я не сойду с ума… Я теряюсь среди бесконечного числа лиц, ведущих переговоры», – писал Джулио королеве из-за границы в том же марте 1651 года. В письме прорывались ноты усталости. Но иного выхода не было. Отказаться от борьбы кардинал не мог: вне политики, вне наслаждения властью и вне наслаждения борьбой за власть его ждала пустота доживания отпущенного срока.
Первый министр и в изгнании держал в руках все нити управления государством. Кардинал вновь обретал свою силу и власть в живописном замке Брюль в Рейнской Германии. Теперь там находился один из важнейших нервных
Главной его заботой была Анна Австрийская, которая не могла жить и управлять королевством без своего друга и министра. Согласно уговору с Мазарини, королева пожелала вступить с принцем Конде в переговоры, рассчитывая либо добиться его полного и окончательного перехода на ее сторону и тем самым обеспечить возвращение кардинала, либо снова навлечь на него подозрения всех его друзей и приверженцев. В этом же направлении работали и люди Мазарини – Сервьен и Лионн. К переговорам с Конде Анна привлекла также и принцессу Пфальцскую, подав ей надежду на удовлетворение всех пожеланий клана. Принц согласился на переговоры, но пожелал, чтобы на них присутствовали герцог Ларошфуко, принц Конти и госпожа де Лонгвиль.
Представленный принцессой Пфальцской первый проект соглашения предусматривал, что принцу будет отдана Гиень, а должность генерального наместника в этой провинции – тому, кого он сам назовет. Губернаторство Прованса отдавалось под управление принца Конти. Предполагалось также, что будут розданы денежные награды всем сторонникам принца в войне. А от Конде требовалось только одно: выехать с охраной в свое губернаторство. Пребывая там, он не обязан содействовать возвращению кардинала Мазарини, но не должен и препятствовать этому.
Условия соглашения были подтверждены и дополнены Сервьеном и Лионном: должность генерального наместника Гиени предлагалась Ларошфуко. Принц ни от чего не отказывался, и создавалось впечатление, что соглашение между ним и королевой – дело решенное.
Видимость соглашения оказалась обманчивой. Конде притязал ни больше ни меньше как на руководство правительством, а не одной только Гиенью. Зачем ему был нужен Мазарини в Париже? Между тем постепенно всеобщая любовь к принцу, возникшая после его освобождения, стала сменяться неприязнью и недоверием к нему со стороны всех слоев населения столицы. Тому были веские причины.
Конде не поддержал идею созыва Генеральных штатов и тем самым заслужил неодобрение со стороны дворянского сословия. Затягивалось и заключение брака между принцем Конти и мадемуазель де Шеврез, хотя оба желали этого. Конде, метивший очень высоко, не хотел связывать себя столь близкими узами с фрондерами и коадъютором. С подачи принца ставленника фрондеров Шатонефа отстранили от должности хранителя королевской печати, назначив на его место президента парламента Моле.
Это событие привело в ярость фрондеров, а коадъютор, личный враг Моле, поспешил в Люксембургский дворец сообщить о случившемся герцогу Орлеанскому и принцу. Конде не пытался ничего скрывать и совершенно равнодушно отреагировал на бурные разглагольствования Гонди и даже подшутил над ним. Поэтому фрондеры укрепились во мнении, что принц поддерживает тайные сношения с двором и, более того, с изгнанным первым министром. Они были убеждены, что пертурбации в правительстве были согласованы с принцем – тот и в самом деле был к этому немного причастен. Примерно в то же время королева вернула Шавиньи его прежнее место в Совете. Шавиньи, одновременно враг и фрондеров и Мазарини, объединился с
Но более всего раздражали значительную часть дворянства, парламент и народ тайные сношения Конде с испанцами. Вернувшись в Париж и не достигнув желаемых целей, принц отправил во Фландрию своего человека маркиза Силлери с приказанием связаться с испанским послом графом Фуэнсальданья и выяснить, какую бы помощь мог предоставить ему Филипп IV, если бы пришлось вести войну с французскими властями. Фуэнсальданья ответил дипломатично: посулил Конде больше того, что можно было у них попросить, при этом не упустив ничего, чтобы склонить принца поднять оружие.
Герцоги Ларошфуко и Бульон прилюдно осудили поведение принца и высказали своим соратникам мысль, насколько им безразлично, станет ли хозяином положения Конде или Мазарини. Ведь единственное, чего они добиваются, – это усугубить разлад между ними, чтобы использовать внутренние распри во Франции для достижения своих целей. Собственно, такие настроения поддерживались уже всеми.
До завершения войны с Испанией было еще далеко, и поэтому сношения с Мадридом могли расцениваться не иначе как предательство. Антииспанские чувства, как известно, были традиционными для французов. Особенно же они были сильны среди чиновных кругов, культурных сообществ и салонов, а также в среде крестьян Северной Франции. Несомненно, Конде совершил ошибку, завязав отношения с Испанией. Расчет принца на то, что всеобщая ненависть к Мазарини может оправдать его действия, оказался напрасным. В этих условиях Анна Австрийская заключила новый союз с Гонди с целью ниспровержения предателя Конде.
7 сентября 1651 года политическая ситуация во Франции существенно изменилась. 5 сентября Людовику XIV исполнилось тринадцать лет – время регентства считалось законченным. Спустя два дня состоялась официальная церемония, возвещавшая о начале его номинально самостоятельного царствования. Но сколько лет еще пришлось ждать, чтобы этот уже много переживший мальчик стал самым могущественным монархом Европы!
Париж уже с утра ликовал. С первыми лучами солнца огромная толпа заполнила все улицы, по которым должен был проехать королевский кортеж. За день до этого события были воздвигнуты трибуны до высоты второго этажа – утомленные распрями и гражданской войной жители города и окрестностей хотели увидеть настоящий праздник.
Они его получили. Объявление короля совершеннолетним должно было произойти в парламенте в 9 часов утра. Королевский кортеж направился ко Дворцу правосудия. Процессию открывали два трубача, за ними в церемониальном марше шествовали отряд королевской охраны, рота легкой кавалерии, восемьсот дворян, отряды швейцарцев, прево парижских торговцев с отрядом городской милиции. В своих лучших нарядах шли придворные, губернаторы провинций, коменданты крепостей, маршалы Франции. За ними показались королевские пажи, привратники, телохранители. Наконец в окружении оруженосцев появился сам король – невысокий, хрупкий, обаятельный мальчик.
Людовик прослушал в церкви Сен-Шапель торжественную мессу, а затем заседание всех палат парламента открылось. Это был большой церемониал с большими последствиями. На высоких креслах по правую руку короля располагались королева-мать, герцоги Анжуйский и Орлеанский, принц де Конти, другие герцоги и пэры, маршалы Франции, архиепископ Парижа и два епископа. На высоких креслах по левую руку восседали пэры от духовенства, советники палат парламента, папский нунций, послы Португалии, Голландии, Венеции, Мальты и другие привилегированные лица. Остальные знатные особы сидели на скамьях партера.