Мажор на побегушках, или Жестокая дворянка
Шрифт:
Да какое ему дело до этих крепостных?! И до Василя в частности. Тут свою шкуру сберечь бы!
Но, как оказалось, чужое благополучие важнее. Егор, родившись в другое время и в другом статусе, чувствовал ответственность за людей, над которыми был поставлен. И точка.
А, может, все гораздо проще? Ему действительно жаль перепуганного мальчишку. Егор перед ним виноват: разбойники, нанятые Жоржем, могли и убить бедолагу. А еще… Василь не бросил Егора на московской улице, когда его накрыло приступом безумия. Так что и долг надо
И все же в голове не укладывалось, как он мог выпросить для себя наказание. Да еще какое! Порку розгами!
Докатился…
Добравшись до конюшни, Егор понял, что совершенно не соображает, что нужно делать. При нем в Стожарах крепостных розгами не наказывали. Чисто теоретически Егор знал, к кому обратиться. Когда знакомился с теми, кто жил и трудился в усадьбе, его так и представили: «Старший конюх Михайло. Он и по наказаниям тут главный».
Не к месту вспомнилось, как дедушка рассказывал, почему крестьян пороли на конюшне: места много, вожжи и ремни всякие под рукой, да конюхи, как правило, мужики сильные. К тому же унизительный фактор никто не отменял. Не в доме же господском холопа пороть! А ближе к скотине. В некоторых усадьбах еще и столбы позорные имелись, и пороли во дворе, публично.
Егору сильно поплохело.
– Егор Лексеич! – К нему кинулся Михайло. Тот самый. – Так споймали-от лошадку! Целехонька!
– Замечательно, - едва смог вымолвить Егор. – Осмотри ее позже. Найди причину, отчего понесла.
– Так отчего позже? Можно и сейчас, - ответил Михайло. – Да и вы хотели поучаствовать.
«Я поучаствую. Только в другом представлении», - мелькнуло в голове у Егора.
– Сейчас розги готовь, - произнес Егор, не узнавая собственного голоса.
– Вот как… - Михайло почесал в затылке, но тут же спохватился. – Слушаюсь, Егор Лексеич. А кого… пороть-то? Нечто Сеньку, что лошадку седлал? Так, может, ее тварь какая укусила…
– Меня, - перебил его Егор.
– Эк!
Михайло выпучил глаза.
– Ульяна Дмитриевна приказали, - добавил Егор.
Михайло размашисто перекрестился и полез за бочку, что стояла в углу конюшни. Похоже, там, в ведре, он хранил розги.
«В соляном растворе», - добавило Егорово подсознание голосом дедули.
– Дык, это… Егор Лексеич… Кхе-кхе! – прокашлялся Михайло. – Раздевайтесь, коли не шутите.
– Чего копаетесь? Лясы точите? – На конюшню вихрем ворвался Жорж. – Где лавка? Где ремни?
Егор с ужасом понял, что пороть его будут при этом сукином сыне.
– Увижу, что руку сдерживаешь, самолично вожжами выдеру, - заявил Жорж, обращаясь к Михаилу.
Тот исподлобья взглянул на Егора.
– Делай, как положено, - тихо сказал он. – Меня жалеть не надо. Только деревяшку какую или тряпку в зубы дай. Меня, видишь ли… с детства не пороли.
Егор хотел признаться, что «никогда», да вовремя вспомнил, что такого просто быть не могло.
Михайло
«Надо, значит, надо».
Других работников Михайло разогнал, велев заняться лошадьми. Жорж маячил где-то позади.
«Ничего, вытерплю».
– Ульяна? А ты зачем пришла, душа моя? – удивленно спросил Жорж. – Я же сказал, что сам за всем прослежу.
– Нет уж, - твердо ответила ему Ульяна. – Это мой человек.
Егор похолодел. К такому он точно не был готов! Терпеть боль и унижение… в присутствии женщины? Да еще так похожей на Янку!
«А это тебе за то, как унизил ее…» - шепнуло подсознание.
На спину упали брызги с мокрых розог. Егор вздрогнул всем телом, стиснул зубы и крепко зажмурился.
К стыду своему, сознание Егор потерял, сбившись со счета ударе на сороковом. Очнулся, когда Михайло вылил на него ведро ледяной воды. Он же распутал узлы на ремнях и помог подняться.
– Дойдешь сам, аль проводить? – сердито поинтересовался он.
– Сам… - Егор отказался от помощи, чтобы не выглядеть еще более жалким.
Он и рубаху накинул, морщась от боли. Спину жгло огнем.
– Я хоть… не орал? – спросил он у Михаила.
– Не… - Тот отрицательно качнул головой. – Сомлел, и все. Барыня кричали, да так страшно, что барин ее в дом увели. Силой, правда.
Час от часу не легче!
– Займись лошадкой, - напомнил Егор. – Доложи потом, что узнал.
– Егор Лексеич, вы это… зла не держите… - пробормотал Михайло, опустив голову.
– Да иди ты! – отмахнулся Егор. – Мы с тобой в одной упряжке. Подневольные.
– Да то ж верно, - согласился Михайло.
Силы свои Егор явно переоценил, однако до комнаты добрался, изображая твердую походку. За Ульяну беспокойно было. Коли не привычна к такому зрелищу, отчего в конюшню пришла? Не могла же онавсерьез переживатьза какого-то там холопа?
Растянувшись на кровати, Егор пожалел, что под рукой нет анальгина или чего покрепче. Может, кого из дворовых попросить самогоном разжиться? Забыться бы хоть ненадолго…
– Егор Алексеевич…
В дверь поскреблись, и в комнату проник Василь. Нос красный, глаза опухшие.
– Интересно получается… - Егор не удержался от язвительного замечания. – Пороли меня, а ревел ты. Не стыдно сопли на кулак наматывать? Не младенец же.
– Стыдно, - кивнул Василь и хлюпнул носом. – Простите меня, Егор Алек…
– Цыц! – прикрикнул на него Егор. – Если за этим пришел, поди вон.
– Не, я принес тут… - Василь развязал на столе узелок, что до этого держал в руке. – Промыть и смазать.
– И откуда такая благодать?
Не то чтобы Егор сильно разбирался в травах, но надеялся, что не угробить его хотят.