Меч ангелов
Шрифт:
– С огромной задницей, – продолжил Первый.
– Довольно, – приказал я.
Я не собирался выслушивать их фантазии. Тем более что несколько раз имел возможность видеть, как эти фантазии воплощаются в реальность, а близнецы имели тягу не только к большим грудям и огромным задницам, но и к женщинам, мягко говоря, смертельно спокойным и мертвецки холодным.
– Вы будете паиньками, понятно? Никаких забав с крестьянками, никаких пьянок, драк и убийств.
– Ты же нас знаешь, Мордимер, – сказал Первый с упрёком в голосе и скорчил невинную мину, которая чрезвычайно не подходила к его лисьей физиономии.
– Да уж, знаю, – ответил я, ибо они были как бешеные псы, и спускать их с цепи
– Заночуем, а там что, поедем домой? – спросил Второй.
– Близнец, ты сдурел? Тебе не кажется, что нам здесь кое-что надо выяснить?
– Что именно?
Я только вздохнул, потому что глупость моих товарищей была иногда поистине поразительна.
– Разыскать папулю и мамулю. – Курнос довольно удачно изобразил голос маленького Иоганна.
– О! – Я указал на него пальцем. – Очень хорошо, Курнос. А кроме того, обследовать жилище ведьмы, если от её хибары что-то ещё осталось. И узнать, кто эти „другие”, о которых говорили дети. Куча работы, вам так не кажется?
– А мы сожжём здесь кого-нибудь, правда? – Первый приподнялся на локте и посмотрел на меня.
– Кого, например, ты хочешь сейчас сжечь? – спросил я мягко.
– Почём мне знать? – Пожал он плечами. – Ты у нас чтобы думать, Мордимер.
Я лишь вздохнул, поскольку так оно и было. Конечно, мне надо будет написать отчёт в хезскую канцелярию, а епископ сам уже решит, что делать с жителями деревни, преступившими закон. Однако, говоря откровенно, я сомневался, что этот отчёт, как бывало и ранее, заслужит нечто большее, чем досадливое фырканье Его Преосвященства. В конце концов, кого волнует, что в захолустной глуши крестьяне сожгли сумасшедшую бабку? Я тоже мог махнуть на всё рукой и поехать дальше, но, к сожалению, обладал чрезмерно развитым чувством долга. В конце концов, если не мы - инквизиторы - будем стоять на страже закона, то кто сделает это за нас?
Кроме того, дело приняло неожиданный оборот. Появились некие „другие”, которыми ведьма угрожала брату и сестре. Любители молодого человеческого мясца? Ведьмы? А может, всего лишь плод детского воображения? Как бы там ни было, этот след следовало внимательно проверить. Тогда, быть может, здесь и правда запылают костры... Но до этого было ещё далеко, ибо Господь в милости своей не наделил меня пороком чрезмерной поспешности суждений. Я хорошо помнил и широко известное (я слышал, что теперь его часто упоминают на лекциях в Академии) дело городка Дунхольц. Там неопытные братья из местного Инквизиториума приняли на веру байки детей из детского дома и сожгли половину городского совета, прежде чем Его Преосвященство епископ прислал опытного надёжного инквизитора, который, к облегчению достойных горожан, восстановил порядок. А началось всё – ни больше, ни меньше – всего лишь с запрета воспитанникам покидать стены приюта, который так разозлил добрых детишек, что они обвинили своих благотворителей в колдовстве и сговоре с сатаной.
Так что я не собирался поспешно принимать на веру бездоказательные обвинения. Тем более что я представлял себе, до чего могло бы дойти, если бы не моё неожиданное появление в деревне. Хор взаимных обвинений уже начался, и поверьте, любезные мои, что это была лишь вялая прелюдия тому, что произошло бы, если б не вмешательство вашего покорного слуги. Я знал ту слепую ненависть, которая по малейшему поводу могла вспыхнуть в сердцах простого народа. Я был уверен, что перед лицом столь серьёзных обвинений богобоязненные жители замучили и поубивали бы своих соседей, и, кто знает, не стали ли бы искать виновных в других деревнях. Я знал такие случаи, и они не были редкостью. Особенно в глухом захолустье, где народ жил по собственным законам и обычаям, мало уделяя внимания тому, что происходит за пределами их поселения.
– Давайте спать, – предложил Второй. – Устал я что-то, чёрт возьми!
– В могиле выспишься, – ответил я, и Второй сплюнул, чтобы отвести сглаз.
Оказалось, что крестьяне, хотя и сожгли саму ведьму, пощадили её хибару. Удивительно! Неужели ни у кого не оказалось при себе огнива, или же крытая дёрном крыша стала преградой для пламени? А может, она была столь бедной и неприметной, что её просто проигнорировали? Каковы бы ни были причины подобной доброты, вашему покорному слуге это было только на пользу. Ибо я мог досконально осмотреть место почти совершенного преступления. Конечно, мы не ждали, что нам удастся провести розыск в покое и одиночестве. Половина деревни поплелась вслед за нами, интересуясь, что такого инквизитор и его люди найдут в логове ведьмы. А искать было нечего. Хижина была небольшая, заполненная вонью сушёных трав, толстыми пучками свисающих с потолка. Лишь огромная печь, служившая одновременно кроватью, была здесь элементом выделяющимся, но при этом обыкновенным. На самом деле, в ней без труда мог поместиться ребёнок, если бы кто-то захотел его туда засунуть.
Я не заметил, однако, никаких признаков колдовской деятельности: изображающих людей кукол, ядовитых отваров, таинственных символов и черепов животных. Даже травы (а я исследовал их тщательно) в подавляющем большинстве совершенно безвредны или даже целебны. Да, некоторые из них, приготовленные должным образом и в высоких дозах, могли привести к болезни или смерти, но таковы уж некоторые травы, что могут быть использованы как в качестве лекарства, так и в качестве яда.
Курнос с близнецами сопровождали меня какое-то время, они осмотрели обстановку, а когда не увидели и не ощутили ничего подозрительного, вышли из хижины наружу, где на безопасном расстоянии собрались взволнованно переговаривающиеся крестьяне. Я, однако, не думал, что сегодня случится что-то, что они смогут вспоминать длинными зимними вечерами.
– Иоганн! – позвал я через порог. – Иди сюда, парень.
Он послушно подошёл, но мне пришлось почти затащить его внутрь, поскольку он остановился на пороге.
– Это та самая печь, правильно? – спросил я его.
– Да, господин, – прошептал он.
– А где кочерга?
Он посмотрел отчасти испуганно, отчасти беспомощно.
– Не знаю, –ответил он.– Я бросил её куда-то в угол, и мы убежали...
– Ты развязал верёвку на руках сестры или разрезал?
– Развязал, господин.
Я лишь покивал головой, поскольку, изучая ранее хижину, я не увидел никаких верёвок, которыми можно было бы кого-нибудь связать.
– Печь была нагрета, когда ведьма хотела сунуть туда твою сестру? В топке горел огонь?
Он посмотрел на меня, как будто не до конца понимая мои слова, и мне показалось, что в его глазах я вижу помимо страха проблеск враждебности. Но эта враждебность мгновенно исчезла, и глаза Иоганна наполнились слезами.
– Не пооомнююю… – захлюпал он.
– Ладно, парень. – Я выпроводил его из хижины. – Маргарита, дитя моё, иди ко мне, – позвал я.
Девчушка вцепилась в юбку толстой женщины, и та умоляюще сложила руки на груди.
– Простите, господин, не надо бы ей такое вспоминать, бедняжке.
– Здесь уже нечего бояться, деточка, – сказал я ласково. – Это всего лишь пустой дом. Можешь войти с ней, – разрешил я бабе, и она тут же воспользовалась моим разрешением.
Они вошли за мной в хижину, Маргарита продолжала прижиматься к юбке своей опекунши. Увидев печь, она отчаянно вздохнула.
– Видишь, это просто пустой дом, – повторил я успокаивающе. – Расскажи мне, милая моя, что случилось, когда твой храбрый брат ударил ведьму?