Меч и роза
Шрифт:
– Тебе холодно? – неловко спросил он и одновременно попытался завоевать новые территории, приподнимая еще выше подол юбки.
– Нет, не холодно, – задыхаясь, отозвалась его подружка. – Только немного зудит...
– Зудит? – встревожился он, скользнув взглядом по ее белоснежным ногам. – Где?
– В том месте, название которого не полагается знать порядочной девушке, – улыбнулась она и заерзала на сене, раздвигая ноги.
Лахлан сглотнул слюну, прикидывая, стоит ли отпустить ее грудь и перейти к более решительным действиям. Размышляя, он целовал подружку и радовался тому, как охотно она приоткрывает губы и касается языком его языка.
Старательно изображая наслаждение, что было совсем не трудно, Лахлан зашевелился, осторожно приподнял свой килт и придвинулся ближе, так что его напряженная плоть ткнулась в голую ногу девушки.
– Лахлан! – Она отстранилась. – Нельзя!
– Что нельзя? – глупо переспросил он, наклоняясь к ее груди. Он лизнул спелый бутон, уже зная, что это самый надежный способ отвлечь Шеристину. Он усердно трудился над розовой бусинкой, девушка извивалась и довольно вздыхала, а ладонь Лахлана проникла под шерстяную ткань и наткнулась на последний бастион – густые заросли жестких завитков.
Вдруг Лахлану пришло в голову, что он слишком спешит, и он осторожно пошевелил завитки кончиком пальца. Внимательно выслушивая, похвальбы мальчишек постарше, он узнал: если потереть тугой узелок плоти, девушка обезумеет от страсти, а если потереть его не пальцем, а другим орудием, обо всем забудет и парень.
Проверяя первую половину утверждения, он принялся водить пальцем в пружинистом гнездышке завитков и вскоре почувствовал, как судорожно вздрагивает Шерри. Она задышала неровно, ее сосок набух и затвердел во рту Лахлана, как плодовая косточка. Чем быстрее он двигал пальцем, чем чаще и отрывистее ахала Шерри. Чем глубже и решительнее он проникал между скользких складок, тем быстрее она двигала бедрами, приподнимала их все выше и резче, так что Лахлану пришлось придерживать ее, чтобы проверить вторую половину утверждения.
Поначалу Шеристина была слишком ошеломлена удовольствием, чтобы останавливать его, но вскоре почувствовала, как что-то твердое и большое решительно прикоснулось к ее сокровенному местечку. Опомнившись, она с силой оттолкнула Лахлана.
– Лахлан, нет!
– Шерри, любимая... только один разочек! – взмолился он. – Я просто хочу узнать, как это бывает. Клянусь, я ничего не сделаю! Я остановлюсь по первому твоему слову, обещаю тебе!
– Но как же я узнаю, когда пора остановиться? – возразила она.
– Ты просто поймешь, и все, – настаивал Лахлан, стараясь преодолеть сопротивление ее рук и согнутых ног. На его лбу выступил пот, ожидание уже казалось ему бесконечным, а Шерри по-прежнему упиралась кулаками ему в грудь.
– Так ты обещаешь?.. – нерешительно спросила она.
– Да, любимая, да. Боже мой... Шерри... – Он бросился вперед, к теплому и влажному входу, содрогаясь от предвкушения невыразимого блаженства. – Шерри, обними меня! Покрепче, любимая...
– Лахлан, Лахлан, не смей! – вдруг прошипела она. – Ты что, не слышишь?
Он не слышал ничего, кроме шума разгоряченной крови в ушах. Ему казалось, что сейчас он взорвется, его достоинство приобрело невообразимые размеры и настоятельно требовало продолжения.
Но немного погодя Лахлан понял, почему Шерри остановила его.
Кто-то обходил конюшню уверенным шагом, тяжело ступая по замерзшей земле.
– Лахлан, это мои братья! – в ужасе прошептала девушка. – Что же нам делать?
Мгновенно представив себе семерых здоровяков, братьев Шеристины, Лахлан поспешно одернул килт, прикрывая свою наготу, жестом велел подружке замолчать и пополз по сену к двери конюшни, где замер, прижавшись щекой к шершавому столбу, подпирающему крышу. В дверях мелькнула тень. Профиль нежданного гостя показался Лахлану незнакомым, но достаточно зловещим, чтобы затаить дыхание.
Почувствовав, что кто-то дергает его за подол килта, Лахлан присел и прижал палец к губам Шерри, а потом бесшумно утащил ее обратно в гнездо из сена.
– Кто-нибудь видел, как вы шли сюда? – прозвучал хриплый голос, и два юных сердца замерли.
– Я был осторожен, – ответил второй голос. – Итак, как они приняли мое донесение?
– Я лично передал его лорду Лаудауну, а он помог мне убедить Форбса сегодня же под покровом ночи послать в Моу-Холл полторы тысячи солдат. Если вы говорите правду и принц действительно там, можно считать, что он уже попался в ловушку.
– Вам уже случалось недооценивать его. На вашем месте я не стал бы ни надеяться на удачу, ни медлить.
– Нам понадобится не больше часа, чтобы вывести отряд из Инвернесса, и еще два – чтобы добраться до поместья. Советую вам держаться подальше от открытых окон, чтобы вас ни с кем не перепутали. Надеюсь, вы меня поняли?
– Вы намерены убить его?
– А почему вы спрашиваете? – Полковник Блейкни цинично усмехнулся. – Эта мысль не дает вам покоя?
Его собеседник пожал плечами:
– Если вы просто хотите убить его, я мог бы сделать это еще несколько недель назад. Но у меня сложилось впечатление, что Камберленду он нужен живым – чтобы казнить его публично, в назидание всем, кто осмелится оспаривать власть английского монарха.
– Если он не окажет сопротивления, я с радостью возьмусь сопровождать его в Лондон. Но если мы почувствуем хотя бы малейшую угрозу всему предприятию, я без колебаний убью регента и всякого, кто встанет у меня на пути.
Его собеседник отвернулся, затем снова посмотрел полковнику в лицо:
– У леди Энн в доме есть и другие гости. Среди них женщина. Я не хочу, чтобы она пострадала или попала в плен.
– Кто она такая?
– Она не представляет ни малейшего интереса или угрозы ни для вас, полковник, ни для правительства. Она англичанка, дочь близкого друга короля Георга, который будет счастлив принять ее в лоно семьи, но отомстит тому, кто посмеет заковать ее в кандалы.
– Моя задача – схватить принца, – заявил Блейкни. – Если эта женщина так дорога вам, позаботьтесь, чтобы ее не было в доме, когда подоспеют мои солдаты, Если же ее арестуют вместе с остальными, я не смогу поручиться за ее репутацию, будь она даже дочерью самого короля.