Меч Роланда
Шрифт:
Отон обвел взглядом сидевших за столом.
– Что я видел? – спросил он, и я понял, что компания развлекалась разгадыванием загадок.
Так же играли в пиршественном зале моего отца после пира.
Возникла долгая пауза, все молчали.
– Давайте, думайте. Это довольно легко, – подталкивал их Отон.
– Брюхо, возвышающееся за спиной, – пробормотал веселый парень с вьющимися волосами. Он приподнялся на скамье и громко пустил ветры. – Это подсказка?
– Беренгер, ты отвратителен, – сказал Отон.
– Мехи – вот что ты видел, – сказал смуглый мужчина, игравший в настольную игру.
– Точно. Твоя очередь, Энгелер, – сказал Беренгер.
Тот пригладил длинные лоснящиеся черные волосы и поправил манжеты дорогой шелковой рубашки. Я догадался, что он из тех, кого женщины находят привлекательным, и он это знает. Его загадка звучала так:
– Странная штука висит у человека рядом с бедром, скрытая одеждой.
У нее отверстие в голове, она твердая и сильная, и ее твердость приносит награду.
Когда человек снимает одежду, он хочет засунуть голову этой висящей штуки в подходящее отверстие, которое часто наполнял и раньше.
– Только и думаешь, что о всякой похабени, – захохотал Беренгер.
– Вовсе нет, – ответил Энгелер с наигранной серьезностью. – Это у тебя всякая грязь на уме. В моей загадке нет никакой пошлости.
Я знал ответ, но придержал язык.
– Отгадка – ключ, – ухмыльнулся мужчина. – А теперь отгадай следующую и попытайся прогнать из головы пошлости.
Он помолчал и начал:
– Нечто выпирает в своем укрытии, растет и выпирает, приподнимая свои покровы.
Гордая невеста кладет руки на бескостное чудо, королевская дочь накрывает раздувшийся предмет…
Что это?
Беренгер молчал.
У спрашивающего в глазах мелькнула хитрая искорка.
– Кто-нибудь знает? – Он обратился ко мне. – Например, ты, Одноглазый?
– Тесто, – тихо проговорил я.
Все замолкли. Я чуть ли не слышал, как все думают, что я за птица.
– Значит, Одноглазый, теперь твоя очередь, – сказал Отон.
Мне пришли на ум отцовские попойки и вспомнилась одна из его любимых загадок:
– Четыре странных существа путешествуют вместе, их следы очень темные. Каждый след черный-черный. Птичья опора быстро движется по воздуху под воду.
Усердный воин работает без остановки, направляя четверку по листовому золоту.
Я откинулся от стола и стал ждать отгадку.
– Лошадь и повозка, – вызвался Энгелер.
Я покачал головой.
– Что-то вроде летящего по воздуху дракона, который ныряет в воду, – предположил Отон.
Снова я покачал головой.
– Намекни, – попросил Беренгер.
Неожиданно заговорил растрепанный парень. Он отложил в сторону деревяшку, которую строгал, и сказал:
– Ты описываешь вещи словами, не определив их значение. – Он говорил взвешенно и обдуманно.
– Для меня это звучит бредом, Огьер, [2] – заметил Беренгер.
2
В «Песни о Роланде» его называют Ожье (Ожье Датчанин).
– Дома наши поэты постоянно так делают, – сказал Огьер. – Они называют море дорогой китов, солнце – небесной свечой, – и снова принялся строгать деревяшку.
Я не хотел, чтобы компания почувствовала себя дураками, и сказал:
– Огьер прав. В моей загадке «птичья опора» – это перо, а «усердный воин» – это человеческая рука.
Голос у меня за спиной проговорил:
– Тогда четыре странных существа, путешествующих вместе, – это четыре пальца писца, а перо – это его перо, оставляющее чернильный след.
Я обернулся посмотреть, кто угадал правильный ответ. Высокий и приятной наружности, он только что вышел из спальной кабинки и держался с непринужденной грацией. У него была чистая кожа, прямой нос и серые глаза, а волосы цвета спелой пшеницы. Что-то в нем показалось мне смутно знакомо. Чуть погодя я понял, что он напоминает короля Карла в молодости. Попытавшись встать со скамьи, чтобы поклониться, я столкнулся со столом, стоящим рядом, и упал обратно на место. Моя неуклюжесть вызвала у него улыбку, открывшую белые ровные зубы.
– Не вставай, – сказал он. – Мое имя Хроудланд.
– Меня зовут Зигвульф, – ответил я. – Ты правильно отгадал.
Хроудланд сел рядом.
– Случайно догадался, – сказал он. – Хотя так и не понял, что ты имел в виду под «листовым золотом».
– В загадке я представлял человека, пишущего пером и чернилами по пергаменту с золочеными иллюстрациями.
– Ты должен задать эту загадку моему дяде. Он хорош во всем, что касается религии.
– Кто он?
– Моя мать – сестра короля Карла.
Я успел лишь открыть рот, чтобы ответить, как меня перебил Ансеис:
– Это правда, Хроудланд, что король собирается пойти войной на сарацин в Испанию?
– Не в этом году. Теперь уже поздно, – ответил он.
– На юге можно вести боевые действия почти до Рождества, – заметил Беренгер.
– Это ты можешь обсудить с Герардом, [3] – сказал Хроудланд, взглянув на седого пожилого мужчину.
Про загадки забыли. Беседа переключилась на то, сколько потребуется времени, чтобы собрать войско, на скорость передвижения обоза, правильное соотношение лучников, пехоты и конницы, правильную тактику против сарацин. Из их разговоров и споров я понял, что Герард приехал с юга и что когда король Карл отправлялся на войну, мои товарищи, королевские гости, служили командирами в его войске.
3
В старофранцузском эпосе («Жирар Русильонский») его зовут Жераром или Жираром.
Спор вызвал в памяти единственное сражение, в котором я участвовал, и мне пришлось, извинившись, выйти из-за стола. Озрик вернулся из королевских кладовых с охапкой одежды, и я показал ему свободную кабинку, куда он сложил мой новый гардероб. Когда раб ретировался, я лег на койку и закрыл глаза. День был долгий, и я устал, так что почти мгновенно заснул.
Мне явился брат-близнец или, точнее, его призрак сел рядом с моим ложем. Он выглядел так же, как всегда, когда приходил по ночам, – задумчивым и спокойным, а не жутким трупом, каким я видел его в последний раз. В сновидениях он рос так же, как и я, и иногда казалось – смотрюсь в зеркало, а не гляжу на умершего десять лет назад брата.