Меч тамплиеров
Шрифт:
— Вы хорошо потрудились, — сказал он, уважительно покивав.
— Я старался, — улыбнулся подполковник, смахивая пот со лба.
Профессор решительно раздал всем по бутерброду и уселся на фундамент церкви. Холлидей присел рядом, заглянул между двумя кусками хлеба и не сумел сдержать смешок:
— Где вы находите сэндвичи с ветчиной и сыром в Израиле?
— У меня есть свои источники, — подмигнул Вануну.
— Что будем делать дальше? — спросила Пэгги, отпивая из горлышка ледяной воды.
—
От вылитой воды поверхность булыжника потемнела, на ней проступили черточки, образовавшие рисунок.
— Будь я проклят… — прошептал израильский археолог, заглядывающий рейнджеру через плечо.
Два квадрата накладывались друг на друга и образовывали восьмиконечную звезду. В центре ее древние мастера выгравировали латинские буквы: Р и G.
— Что это? — охнула Пэгги, заглядывая через другое плечо.
— Звезда Лакшми, — объяснил Холлидей. — Ученые предполагают, что она символизирует восемь принятых в индуизме типов добродетели. Александр Македонский, прозванный Великим, привез этот знак из Индии, а позже вольные каменщики присвоили его себе.
— Это еще и арабский символ, — добавил Вануну. — Он ставится, как отметка, в конце каждой суры Корана. Кстати, несколько лет назад было сломано много копий, когда мусульмане захотели поменять клавиатуру на пишущих машинках и компьютерах. В западной раскладке используется шестиконечная звездочка, которую исламисты связывают со звездой Давида. Они требовали поменять звездочки на восьмиконечные.
— Какая глупость! — усмехнулась Пэгги.
— Таких глупостей хватает на Ближнем Востоке, — пожал плечами Раффи. — Могу сказать, что израильские учебники по математике не используют символа «плюс». А все потому, что он похож на крест — христианский символ. Вместо него вставляют знак подчеркивания. Да и у вас, насколько я знаю, не принято украшать рождественскую елку звездой Давида, несмотря на то что по рождению Иисус Христос был евреем.
— Мир погряз в глупости, — вздохнул Холлидей. — Именно из-за нее начинаются все войны.
— А что значит «PG»? — не унималась Пэгги.
— Понятия не имею, — ответил профессор.
— А я знаю. Вернее, догадываюсь, — сказал Холлидей.
На раскаленном камне вода быстро высыхала, рисунок исчезал.
— Ну так скажите! — потребовала журналистка.
— Pertansivit gladius. Пронзающий меч.
Вануну, присев около булыжника, принялся сноровисто работать двухдюймовой кистью и совком. Тщательно прошелся по всем восьми сторонам, вычищая набившиеся в шов песок и частицы земли. По случайности или по замыслу строителей между камнями не обнаружилось ни малейшего признака связующего раствора.
Подполковник налил немного воды в зазор. Она ушла без остатка.
— Интересно, — заметил Холлидей.
— Дайте-ка мне лом! — попросил профессор.
Пэгги вложила ему в ладонь затребованный инструмент. Археолог сунул плоский конец лома в узкую щель между камнями, надавил…
Булыжник приподнялся на дюйм. Вануну ловко переместил лом и снова налег.
Камень приподнялся еще на пару дюймов, и Холлидей заклинил его обломком известняка, не давая вернуться на место.
— «Обряд дома Месгрейвов», — сказала Пэгги, наблюдая за их стараниями.
— Прошу прощения? — не понял Вануну.
— Это из рассказов о Шерлоке Холмсе, — улыбнулся подполковник. — Дворецкий, служащий в английской семье, разгадывает код, заключенный в старинном обряде, который веками передавался от отца к сыну в семье его лорда. Он и его подруга, горничная, находят клад, закрытый плитой, поднимают ее рычагом. Но горничная, догадываясь, что ее хотят обмануть, заманивает дворецкого под плиту и выбивает подпорку. Там он и задохнулся…
— Оказывается, англичанкам нельзя доверять, — покачал головой археолог. Повернулся к Пэгги. — Надеюсь, вы не выбьете подпорку, когда я полезу под камень?
— Если вы не попытаетесь меня обмануть, — лукаво усмехнулась она.
— Давайте продолжим, — прервал их обмен любезностями Холлидей.
Они с Вануну взялись за камень.
— На счет «три»! Раз… Два… Три!
С трудом преодолевая тяжесть булыжника, они приподняли его, сдвинули в сторону и, не сговариваясь, уселись тут же, пытаясь успокоить дыхание. От напряжения руки подполковника мелко дрожали.
Пэгги заглянула в открывшееся восьмиугольное отверстие.
— И что там видно? — окликнул ее Холлидей.
— Лестница, — замирающим голосом ответила журналистка. — Каменная винтовая лестница.
20
— Ненавижу, ненавижу, ненавижу… — бормотала Пэгги, спускаясь вниз по ужасно узкой лестнице с опасно сглаженными ступенями, освещенной лишь лучом света от фонаря в руке Вануну.
В спертом воздухе витали запахи плесени, сырой земли и мокрого камня, плечи цеплялись за гладкие известняковые стены.
Проход становился все уже. Пэгги, казалось, чувствовала огромный вес скал над головой. Она дышала часто и глубоко, страдая от недостатка кислорода.
— По-моему, это очень плохая идея… — судорожно озираясь и поеживаясь, сказала журналистка.
— Вы всегда можете вернуться, — ответил Холлидей, не в силах сдержать улыбку, которую кузина, к счастью, не заметила из-за темноты.
Израильский профессор шагал первым с фонарем в одной руке и ломом в другой, а подполковник с геологическим молотком и вторым фонарем прикрывал тыл. Пэгги шла между ними, отчего еще больше ощущала тесноту.