Меч войны, или Осужденные
Шрифт:
Ближе к Верле земля опустела, и это могло значить лишь одно: диартальцы ушли в свою столицу. Ушли драться. Безумцы! Горожане и земледельцы – против войск императора? Даже если учесть неведомые чары, все равно безнадежно. Судя по рассказу Иртаджада, не чарами казармы взяли… не только чарами! Застали сонных, врасплох. Или надеются, что и на приступ спящие на них пойдут?
Когда до Верлы оставалось с полдня последнего перехода, Ферхад иль-Джамидер подозвал Иртаджада. Сказал: давай считать, сотник. Сколько дней прошло от мятежа: семнадцатый нынче, так? Мятежники
– Рисковать не хочет, видно, – почесал в затылке Иртаджад. – Императорская гвардия ушла, а замена – тьма их знает, каковы. Всех соберет, тогда навалится.
И верно, подумал Ферхади, навряд ли лучших из лучших пошлют держать усмиренную провинцию, когда война на носу. Вовремя же ударили мятежники!
– Усиль дозоры, Иртаджад. Там, похоже, и впрямь умники сидят. Они должны сейчас укреплять стены, учить людей и глядеть в оба.
Сотник пришпорил коня, умчался. Похоже, подумал Ферхади, Меч императора в Диартале – достойная пара бывшему наместнику. Семнадцатый день бунта, а мятежный город до сих пор не заблокирован. Уж на то, чтобы перекрыть дороги и не пускать к бунтовщикам подкрепления, и гарнизона Архана хватило бы.
Иртаджад вернулся, пристроился стремя в стремя.
– Можно спросить, господин?
– Да?
– Зачем нам под Верлу? Не штурмовать же, двумя сотнями конницы?
– Ясно, нет, – усмехнулся Щит императора. – Но узнать, что там происходит, нужно. Посмотреть…
– Было б на что смотреть, – пробурчал себе под нос Иртаджад.
Вопреки ожиданиям, стены Верлы были уже укреплены – и как укреплены! Помня вполне заурядную оборону диартальской столицы трехгодичной давности, Ферхад иль-Джамидер менее всего ожидал увидеть зубцы над стеной, хищно вынесенные вперед башни – не взяв, к стене не подберешься! – а пуще того – наполненный водой широкий ров. Ферхади скосил глаза на Иртаджада: тот ругался хриплым шепотом, и ясно было без вопросов, что укрепления эти – не императорских ставленников заслуга. А говорил – смотреть не на что…
Иль-Маджид приведет сюда восемь тысяч, подумал Ферхади. Даже меньше: вряд ли осмелится полностью снять гарнизоны с границ. Они полягут все. С такой обороной Верле не то что восемь – восемьдесят тысяч не страшны. Если там, за стенами, хватает людей… а их хватает, иначе кто б успел все это понастроить?
Судя по оживлению на стене, их заметили. И ворота, разумеется, закрыть успели. Еще бы, хмыкнул Ферхади. Заслонился ладонью от бьющего сбоку солнца, прищурился. Кажется, или и впрямь меж зубцов стены проглядывают ложки катапульт? Странное орудие для обороны.
– Иртаджад, найди мне добровольца отвезти им письмо.
– Сам отвезу.
Ферхади оторвался от попыток разглядеть людей на стене. Сказал тихо:
– Не замаливай чужие грехи, сотник. За трусость господина иль-Танари отвечать будет только господин иль-Танари.
Достал бумагу, перо, походную чернильницу. Небрежно начертал пару строк, подписался, оттиснул печать. Отдал сотнику, напомнил:
– Добровольца. Под белым флагом. И пусть дождется ответа.
Одинокого всадника под флагом переговоров мятежники к воротам пропустили. Лев Ич-Тойвина измерил взглядом длину своей тени, заметил:
– Одно письмо, Иртаджад, и очень много ответов. Если главарь один, он примет решение быстро, много – будут спорить. Если они бдительны, то заметили нас давно и все их командиры сейчас там, – указал глазами на башню над воротами. – Впрочем, главный все равно может сидеть во дворце… посмотрим.
Доброволец вернулся быстро. Настолько быстро, что сомнений не оставалось: во дворец письмо не возили и над ответом не спорили.
– Велено ответить на словах, – передал гонец. – Представитель Диарталы выйдет, если Лев Ич-Тойвина согласен говорить с ним один на один, на расстоянии выстрела от ворот. Велено передать, что посланец императора может не бояться: воины Диарталы не станут стрелять без повода. Но за жизнь того, кто будет с ним говорить, Лев Ич-Тойвина отвечает своей жизнью. Все.
– Благодарю, – кивнул Ферхад иль-Джамидер. – Как зовут тебя, храбрец?
– Джоли, господин.
– Я запомню.
Обернулся к Иртаджаду и своим полусотенным, приказал:
– Отводите людей.
– Рискуешь, господин! – вырвалось у сотника непочтительное.
Посланец императора посмотрел на Иртаджада задумчиво, кивнул:
– Рискую.
Больше не сказал ничего.
Не объяснять же, за что ставит голову на кон.
Поручение императора, как понял его Ферхади, оказалось не столько выражением владычного недовольства, сколько возможностью оправдаться в глазах сиятельного. Выслужить прощение. Или, если не повезет, погибнуть героем, а не ослушником. Тоже милость.
Мне нужен верный, храбрый и умеющий видеть, сказал ему владыка. Ты узнаешь, что произошло в Диартале и чего ждать. Если это всего лишь случайный бунт, с ним управятся быстро; в таком случае ты проследишь, чтобы головы зачинщиков украсили рыночную площадь Верлы. Если серьезный мятеж, твое дело – выяснить, кто за ним стоит.
Разве Когорта Незаметных не справилась бы с этим лучше, спросил он. Может быть, ответил владыка. Но мне нужен там человек, который будет спрашивать и карать открыто, от моего имени.
Что ж, это не случайный бунт, иначе Верла не была бы так хорошо готова к встрече любого врага. Покарать можно разве что наместника; впрочем, кому еще и отвечать за мятеж? Удерживать провинцию в руках – его дело. А кто в зачинщиках… попробуем выяснить и это.
Верные императору воины отошли, Ферхад иль-Джамидер остался на дороге один. Послал Ветра вперед, остановился на расстоянии даже не выстрела: кучного залпа для неумех, дюжину дней назад впервые взявших в руки самострел. Тогда открылись ворота, и всадник на мышастом коне неторопливо двинулся ему навстречу.