Меч войны, или Осужденные
Шрифт:
Ферхади прищурился, вглядываясь. Усмехнулся:
– Альнари. Жив, значит. Признаться, не ожидал.
Алая крыса на щеке диартальца дернулась.
– Лев Ич-Тойвина все так же безрассуден. Чего ты хочешь, Ферхад иль-Джамидер? С какой радости под наши стрелы подставляешься?
– Наш император желает знать, что за безобразие у вас здесь творится. Я здесь для того, чтобы разобраться и доложить владыке. Если у вас найдутся объяснения, я готов передать. На большее, извини, не уполномочен.
– Объяснения… Ты помнишь Джирхеда иль-Танари?
Лев Ич-Тойвина брезгливо
– Я с ним говорил. Полагаю, господин иль-Танари ответит за столь мудрое управление.
Я бы, добавил про себя Ферхади, его голову насадил на пику, прежде чем гоняться за головами мятежников. Прямо вот здесь, под стенами Верлы, так замечательно готовыми к штурму. За мятежи прежде всего отвечает правитель.
– Три года – большой срок, – осторожно сказал Альнари. – Можно поднять провинцию, можно набить мошну. Господину иль-Танари прекрасно удалось второе, а вот первое…
А первым, подумал Ферхади, наместник и не озадачивался.
– Смотри, – сказал вдруг Альнари. – За побег с каторги – смерть, за помощь беглецу – тоже. Как думаешь, почему нам помогли? Да не накормили, не воды поднесли, – гарнизон императорский помогли перебить? Я так думаю, тут и без меня бы вспыхнуло. Разве что чуть позже… и крови пролилось бы изрядно. Ты ведь воин, ты понимаешь: в бой идут люди, командир лишь задает направление. Люди не думают о будущем, когда их ведет ненависть. Попади господин иль-Танари в руки тем, кого он три года выжимал досуха, владыка уже не смог бы спросить с него отчета. А так… мы всего лишь прогнали дурного управителя. Пусть император посадит на его место достойного, и Диартала снова будет покорна воле владыки.
– И этим достойным ты считаешь себя, я верно понял?
– Мне здесь верят, – просто ответил Альнари.
Что ж, он прав… отдать управление Диарталой тому, кто знает ее людей, обычаи и нужды, кому верят и за кем идут. Так, пожалуй, можно прекратить мятеж. А что враг императора, клейменый беглый каторжник… жить ему, похоже, не надоело, а жизнь наместника – в руках владыки. Из бунтовщика может выйти очень даже верный слуга, если посулить ему прощение. Сиятельный, правда, не любит изменять приговоры, – но мир в провинции дороже. Войска нужны в Таргале.
– Что ж, я все понял, – кивнул посланец императора. – Кроме одного. Какой магией вы подожгли казармы? Слышал бы ты, что нес про тот бой наместник…
Альнари помялся, будто подбирая слова:
– Ты прав, это важно. Императору нужно об этом знать. Хорошо, что ты спросил… Я хотел рассказать, но не знал, как подступиться, чтоб ты поверил. Казармы сожгла подземельная магия. Мы нашли способ договориться с гномами и можем обеспечить всей империи мир с Подземельем. Как в Таргале, понимаешь? Мир, торговлю… гномьи чары себе на службу, оружие из гномьей стали…
– Свет Господень, – выдохнул Лев Ич-Тойвина. – Альнари… тьма тебя раздери, да за одно это…
Смущенно осекся: не должен посланец владыки открыто проявлять чувства. Ох, не его дело политика…
Альнари, кажется, промаха не заметил. Во всяком случае, вида не подал и заговорил о другом:
– Я приготовил письмо императору.
Еще бы, подумал Ферхади. Принял у диартальца пакет. Поднял брови: у Альнари хватило наглости запечатать послание родовой печатью. Хмыкнул: зато честно. Сразу видно, от кого.
Несколько мгновений переговорщики молчали. Старые знакомцы, в прежней жизни они не питали друг к другу особой приязни; но почему-то теперь не торопились расходиться. Ферхади глядел на диартальца с любопытством: он помнил изысканного юношу, предпочитавшего игры ума воинским забавам, помнил и лицо Альнари во время оглашения приговора. Клеймо и каторга… В тот день потомок диартальских господарей наверняка предпочел бы смерть позору. Однако выжил. Сколько раз пришлось тебе прогнуться под силу, умник? Ты должен был привыкнуть к бесчестью; так почему ты не прячешь от меня глаз? Знаешь ведь: я помню тебя прежним. Вельможным наследником, а не клейменым бунтовщиком.
Ты сильнее, чем я думал… а я ведь считал, что разбираюсь в людях.
3. Верла, столица мятежной Диарталы
Как-то само собой сложилось, что Барти так и остался рядом с Альнари – не то просто другом, не то телохранителем. Соратники молодого господаря всерьез считали, что сьера Барти прислал к их вождю король Таргалы – помочь в борьбе против общего врага.
– Не разубеждай, – попросил Альни, когда рыцарь поделился с ним услышанной о себе «истинной правдой».
– Но это же просто глупо, – кипятился Барти. – Они же должны знать, что я с каторги сбежал со всеми вместе!
– Они и знают, – смеялся диарталец. – А еще знают, что на каторгу тебя упекли за попытку убить Законника. И что с каторги их увел ты! Потому что король Таргалы в союзе с гномами, а теперь и мы с ними в союзе – тебе спасибо. Скажешь, нет?
Барти поминал Нечистого.
– Больше тебе нечего возразить? – ехидно вопрошал Альнари.
И Барти сдавался. До следующего раза. Уж больно тяжко оказалось читать во встречных взглядах надежду на помощь Таргалы – которая если и придет, то всяко намного позже, чем надо бы. Потому что императорские войска вот уж вторую неделю стоят под стенами мятежного города.
Верла готовилась к бою без страха; единственный, кто не находил себе места от напряженного ожидания, был таргальский рыцарь. Он знал, что такое штурм… слишком хорошо знал.
Сегодня разговор зашел об отправленном императору Омерхаду письме. По расчетам Альнари, Лев Ич-Тойвина как раз должен добраться до господина.
– Думаешь, передаст? – спросил Барти. Господарь и «таргальский посол» стояли на башне над воротами, а внизу, далеко за пределами выстрела, копошились осаждающие. Собирали катапульты – огромные, раз в десять больше стоящих на стенах гномьих металок. Свозили камни – как пояснил Альнари, из каменоломен в двух днях пути. Готовились к штурму неторопливо и тщательно, давая осажденным разглядеть приготовления во всех подробностях…