Меч войны, или Осужденные
Шрифт:
Толстые губы императора разъехались в улыбке:
– Ты себя недооцениваешь, мой верный лев. Вы договоритесь, я не сомневаюсь. Смотри только, рассчитай время правильно: нельзя соглашаться быстро, но нельзя и тянуть сверх меры, иначе ты вызовешь подозрения. Да постарайся вместе с договором привезти сюда того, кто будет его подписывать с той стороны. Его присутствие, – Омерхад пошевелил толстыми пальцами, не иначе как представляя их на горле врага, – добавит церемонии пышности.
– Я полагаю, о сиятельный, мятежник
– Нет так нет, – пожал плечами Омерхад. – Но если ты изыщешь способ…
Если это не приказ убить, мрачно подумал Ферхад иль-Джамидер, то я безмозглый ишак, а не лев. Торопливо поклонился, скрывая внезапную злость:
– Желание сиятельного – путеводная звезда для недостойного. Будет ли мне дозволен еще один вопрос?
– Спрашивай, мой верный лев.
– Если тот, кто прежде звался Альнар иль-Виранди, не оставил дерзкой мысли о власти над Диарталой, должен ли я обещать ему и это? Могу ли я говорить, что к нему вернутся имя и честь?
– Говори, почему нет, – равнодушно ответил Омерхад, и Ферхади уверился окончательно: его посылают лгать. А император добавил: – Да не тяни, сегодня же отправляйся. Ах да, сотню пока Амиджаду передай: там твои удальцы без надобности, не драться едешь, а здесь вдруг да пригодятся. Двух десятков такому храбрецу, как ты, хватит для охраны.
Щит императора ответил спокойно, ничем не выдав, что заметил проблеск торжествующей ухмылки на гордом лице соперника:
– Воля сиятельного будет исполнена.
– И вот еще что, – задержал владыка готового уйти посланца. – Если ты там разузнаешь что про эту их магию… понял, да?
– Сиятельный получит демонские чары. Уж хотя бы образец я добуду.
– Да сможешь ли? – мягко, медовым голосом встрял брат провозвестник, заменяющий нынче приболевшего (не иначе, по случаю дурного настроения владыки!) Главу Капитула.
И этот святоша лживый будет прилюдно сомневаться в словах Льва Ич-Тойвина?!
– Или, вернувшись, я положу к ногам владыки подземельную магию, или погибну. Клянусь!
А самое мерзкое, что клятва-то – беспроигрышная. Если рассудить здраво, живым его оттуда все равно вряд ли отпустят: уж если даже сам он понял, чего стоят обещания владыки, Альнари тем более поймет, никогда дураком не был. А посчастливится – что ж, гномье зернышко сьера Барти так и лежит в тайнике. Вот и не верь после этого, что все случайности – не что иное, как прямое проявление воли Господней! Разве сам он оставил бы у себя хоть самую малость из вещей Марианиного рыцаря? А оно, видно, из кармана выпало – счастье, что нашедшая поутру служанка не имеет привычки ссыпать мусор в печку!
Его провожали как смертника – взглядами. Лишь тесть открыто пожелал удачи – вслед за императором. Отъехав от дворца красивой парадной рысью, Лев Ич-Тойвина скомандовал: «Домой!» – и отпустил поводья. Соль-Гайфэ трусил по
Гила спала. Ферхади полюбовался на новорожденную, расцеловал ее сестренок и посулил зайти на чай. Попрощался с Юланной и сыном, пообещал Анните обязательно вернуться к тому времени, как ей пора будет рожать. Остальных обходить не стал: кто захочет попрощаться, знают, где его искать. Вот разве с Марианой поговорить…
Перестав трястись от страха перед «мужем», девица стала для него еще желанней. Иной раз трудно было удержать себя с ней в дружеских рамках; но что сказано, то сказано. Зато она оказалась занимательной собеседницей; Гила любила слушать ее рассказы о Таргале, о гномах, о королевских рыцарях, и Ферхади в такие часы с удовольствием присоединялся к жене и гостье.
Комната северянки была пуста. Ферхади поймал служанку, спросил, где госпожа. Выслушал растерянное «наверное, в саду» и пошел искать сам.
Девица обнаружилась в деннике Соль-Гайфэ. Лев Ич-Тойвина уже знал, что в лошадях она разбирается и ладить с ними умеет; вот и норовистый диарталец млел, хрумкая морковкой.
– Хороший Солька, – ворковала северянка, – красавчик ты наш…
Ферхади рассмеялся; Мариана обернулась, спросила:
– Покатаемся?
– Нет, – Ферхади оглянулся на конюха, приобнял «жену» за талию. – Пойдем-ка в беседку.
Мариана, умничка, не отстранилась: поняла. Они прошли по саду так, что всякий бы с одного взгляда понял, чем господин и госпожа собираются заняться. Лишь отгородившись от любопытных глаз и ушей, девица спросила тревожно:
– Что-то случилось?
– Да.
Лев Ич-Тойвина помолчал, собираясь с мыслями. Мариана села, не отрывая от него вопрошающего серьезного взгляда.
– Я уезжаю, – начал он.
– Надолго?
– Может случиться так, что навсегда. Я еду на переговоры с мятежниками. Им я верю, но… все, что я должен им наобещать, выполнено не будет. Это точно. Если войско императора пойдет на штурм Верлы, когда я буду там… не знаю, как они поступят. Я бы на их месте не простил.
А уж распознав обман, добавил про себя, точно бы оставил в заложниках до штурма.
– Ваш император не знает чести, – прошипела Мариана.
– Может быть, – Ферхади равнодушно пожал плечами. – Я бы на его месте… А, что говорить! Пока что я на своем месте и должен исполнять приказы владыки.
– Даже подлые?
– У меня нет выбора, Мариана.
Я покупаю ваши жизни. Но тебе об этом знать необязательно, да и остальным тоже.
Девушка промолчала, но молчание ее было настолько неодобрительным, что Ферхади с трудом сдержал гнев. Уж будто ему нравятся бесчестные поручения!