Мечта тигра
Шрифт:
— Прошу, работай, — прошептал я. Прижав ладони к камню, я заглянул в его глубины. — Мне нужен твой совет, — шепнул я камню. — Прошу, помоги спасти детей.
Сначала ничего не произошло, а потом свет внутри камня засиял золотом, тепло пульсируя в моих руках. Сердце феникса заговорило в моей голове. Голос был нежным и жутким. Неразличимым, но знакомым. Разум помутнел, я пошатнулся, и чуть не упал с верблюда, но горизонт стал ровным, я пришел в себя, глядя на камень, и я понял принцип.
«Безопасно», — сказал камень и показал мне картинку.
Там была
Доверяя камню правды, я завязал рубаху с ним на шее и повел детей дальше. К полудню вес давил мне на грудь, стал жарким, и я коснулся камня. Он показал мне всадников. Мы успели убрать верблюдов за камни и сухие деревья. Спешившись, мы опустили верблюдов, дети спрятались за ними.
Всадники были близко, я слышал их крики и переживал, что они найдут наши следы. Я оглянулся, но следы наших зверей пропали. Даже моих следов не было на песке, хотя я знал, что наши отпечатки должны быть всюду. Что-то или кто-то защищал нас.
Кадам? Он сказал, что я буду один, так что я отогнал эту мысль. Дурга не существовала здесь, так мне сказали. Может, нас защищало сердце феникса. В любом случае, я не жаловался. Мы ждали в укрытии, пока они не проехали подальше, а потом я решил, что нам пора отдохнуть. Мое плечо болело, голова гудела. Всем было жарко из-за солнца, но я знал, что у меня еще и лихорадка.
Мы поспали в тени сухих деревьев пару часов и поехали дальше. Я часто оглядывался, смотрел, как растаивают наши следы за секунды после нас, отыскать нас было почти невозможно. Это было чудом, мы в нем нуждались. К вечеру я коснулся яйца феникса, попросил найти нам еду, воду и укрытие на ночь.
Я уловил через миг запах дыма, заметил его в безоблачном небе. Я спросил, безопасен ли огонь, и биение сердца в камне участилось.
Я повел детей к дыму, и мы заметили домик посреди пустоши. Деревья окружали его, закрывая от жаркого солнца, и на них были тяжелые спелые плоды. Я заметил маленькую рощу, привязал верблюдов, понимая, что эти деревья не плодоносят в это время.
Но я не сомневался в удаче, а выдохнул с облегчением. Голодные дети не думали об опасности или хозяевах, а срывали плоды, помогая друг другу. Я постучал в дверь дома и ждал. Ответа не было, я открыл ее и прошел внутрь.
Мясо готовилось на огне, тут была стопка одежды и мягких туфель — этого хватило бы детям, были вещи и для меня. Рядом стояли большие сапоги. Чаша была наполнена горячей водой, стояла котел с густой кашей, горшок меда и корзинка лепешек, горячих и пухлых, только из печи.
Слезы заполнили мои глаза от вида. Я никогда еще не был рад такому настолько. Дети ворвались в дом с фруктами и завопили от роскоши перед ними. Я пригласил их поесть, пока заботился об Ане. Они бросились на еду, старшие помогали младшим, и мой капитан руководил всеми.
Анамика все еще не отвечала и не стояла сама. Удерживая ее в руках, я макнул ткань в горячую воду, выжал
Я быстро убрал тонкое одеяло и вымыл ее тело. Я был в ярости при виде порезов и кровоподтеков, сухой крови на ее ногах. Если бы он не был уже мертв, я бы вернулся во времени и убивал бы его снова и снова.
От мысли, что он утолял похоть на юных и невинных детях, мое сердце разбилось, и я ругал себя за слабость. Это была моя вина. Я никогда не прощу себя за то, что случилось с ней, и я поклялся провести остаток жизни, заглаживая свою ужасную ошибку.
Когда Ана была чистой, одна из девочек принесла одежду и помогла одеть ее. Хотя ее глаза все еще были открытыми, тело было обмякшим, как у куклы, и она не реагировала, пока я надевал тунику через ее голову на тонкое тело. Я осторожно убрал ее волосы за плечо и перевязал их.
— Вернись ко мне, Ана, — тихо сказал я, коснувшись ее челюсти и сжав ее руку. — Твой тигр здесь.
Я не понимал, что плакал, пока не увидел каплю на ее щеке, скатившуюся к уху. Она моргнула раз, другой, повернула голову ко мне. Она выдохнула и похлопала мое лицо со щетиной, закрыла глаза и уткнулась головой в мое плечо. Я осторожно прижал ее к груди и погладил волосы. Когда я понял, что она уснула, я опустил ее на одеяло, которое расстелили дети, и помог другим детям помыться и одеться.
Старшие радостно наполнили кадку для меня из колодца снаружи, когда они помылись. Они считали меня своим генералом, старались услужить. Еда и одежда взбодрили их, и я позволил это и ел, пока они работали.
Когда кадка была полной, я сказал им поспать, как солдаты, что быстро засыпали, когда им выпадал шанс. Они сразу послушались и легли на одеяла рядом с Аной, младшие сжимали руки старших. Наступила ночь, я смотрел на потрескивающий огонь, задумавшись, составляя список того, что нужно взять с собой.
Все дети спали, и я убрал грязные бинты и одежду и погрузился в теплую воду, кривясь, когда она окутала мои порезы и ссадины. Я едва подавил крик, промывая раны. Я отцепил присохшие бинты, открыв раны. Было хуже, чем я думал.
Мои пальцы опухли, и я не мог их согнуть, было больно. Рана на плече пульсировала в такт с биением сердца. Я зачерпнул воду здоровой рукой, промыл ее, как мог, чуть не потеряв сознание при этом. Я задыхался, мир кружился, и я прилег в кадке, борясь с этими ощущениями.
Я приоткрыл глаз, ощупал плечо и увидел тонкие красные вены заражения вокруг раны. Кожа там напоминала бумажные карты Кадама. Желтый гной тек по руке. Раньше рука болела тускло, а теперь будто горела. Я нырнул в воду, здоровой рукой промывая волосы.
Я сел в теплой воде, эмоции прошедших недель переполняли меня. Как я мог так все испортить? Ану похитил и изнасиловал монстр. От меня зависела дюжина детей, и шансы спасти нас были крохотными. Даже если мы найдем убежище, я не знал, как вытащить из нее взрослую Анамику, и вернуться в наше время не выйдет.