Мечтай обо мне
Шрифт:
Гребцы сидели по двое у каждого весла, на скамьях, расположенных симметрично по бортам, и размеренно наклонялись и откидывались под бледным небом, где солнце едва проглядывало сквозь облачный покров. Никто не разговаривал, только скрипели снасти да слышался плеск рассекаемых судном волн.
Невозможно было сказать, сколько миль отделяло теперь Кимбру от Холихуда, но это было и не важно. Никогда прежде она не бывала в открытом море, и потому казалось, что земля исчезла навсегда, осталось только бескрайнее пространство, состоявшее из моря и неба, среди которого судно было
И все же, все же… было и другое — странное, волнующее. Оно напоминало радостную приподнятость, совершенно неуместную в подобной ситуации. Ведь нельзя же наслаждаться тем, что хорошо организованная жизнь пошла кувырком! И Кимбра снова и снова искоса поглядывала на того, кто был причиной всех ее бед и единственной надеждой на спасение. Она пыталась разобраться в себе.
Ближе к полудню Вулф привел ее на палубу и велел оставаться на баке, а сам встал к рулю. Еще раньше, при первом свете дня, когда она едва успела открыть глаза, он принес пищу и воду. Расхрабрившись от такой заботы, Кимбра попросила что-нибудь из одежды, чтобы не ходить в одной меховой накидке, и получила ответ, что дать ей нечего. На судне якобы не было ни запасной рубахи, ни даже куска грубой ткани, которую она могла бы надеть под мягкий, щекочущий мех.
Разумеется, она не поверила этому (так не бывает), но спорить не стала, инстинктивно угадав, что Вулф этого ждет. Она не собиралась оправдывать его ожидания. Ночью у нее было время обдумать свое положение, и по мере того как отступал страх, росло негодование. Даже если Хоук в самом деле отправил такое письмо (он его не отправлял, но даже если!), это не оправдывало новой войны. Неужто нельзя было удалить дело мирным путем?
Добрый король Альфред, благослови его Бог, часто повторял, что война — это последний аргумент в споре, но никак не первейший. Чем лучше владеешь мечом, тем больше оснований помедлить перед тем, как его выхватить. А что же Вулф Хаконсон? При первом же намеке на оскорбление он, как не в срок разбуженный медведь, поднялся из своей берлоги и пошел сеять смерть и разрушение!
— Как всякий мужчина…
— Ты о чем? — спросил Вулф.
После нескольких часов молчания он был рад услышать хоть несколько слов, даже если и не понял их смысла.
Кимбра вздрогнула, поняв, что начала думать вслух. Она не повернулась.
— Так, ни о чем…
Викинг пожал плечами, притворяясь, что ему все равно. Вспомнив, что Кимбра часами не отрывала взгляда от моря, он заметил небрежно:
— Ты не обязательно утонула бы сразу. Тобой могли полакомиться акулы.
Ему удалось привлечь ее внимание.
— Я отлично плаваю — это во-первых. А во-вторых, мы были еще в виду берега.
Ах вот как! Значит, она собиралась не покончить с жизнью, а добраться до берега вплавь. Хотя это была явная переоценка
— В темноте ты бы не доплыла.
— Теперь уже не узнать!
Он не собирался ее дразнить, просто она была на редкость обидчива. Так и щетинилась колючками, как ежик, что был у него в детстве. Сравнение заставило хмыкнуть.
— Я настолько забавна?
— Ты похожа на ежа, которого я когда-то держал в доме.
Это шутка, подумала Кимбра. Шутка — и только. Никому в голову не придет сравнить ее с ежом! Если ее и сравнивали, то с лебедем. На лебедя она тоже мало похожа, но на ежа… это уж слишком!
— А что, есть сходство?
— Только в поведении.
Ну вот и разговор завязался. Маленькая победа. Вулф устроился поудобнее и демонстративно оглядел Кимбру.
— Если тебе интересно, на что ты похожа, я бы сказал — на пушного зверя. У тебя невероятно много волос.
В самом деле, у нее были самые длинные, мягкие и влекущие волосы. Он то и дело размышлял о том, каково будет, когда они рассыплются по его телу, когда он вплетет в них пальцы, чтобы привлечь ее к себе.
— Не по всему телу, — возразила Кимбра.
И вспыхнула. Сейчас он скажет, что прекрасно это знает, что уже видел ее обнаженной. А если подумать, то не однажды! Он всего насмотрелся, когда прятался на балконе, замышляя свое гнусное деяние!
— Хм…
Это было все, что он сказал, перед тем как заняться рулем.
Некоторое время спустя Олаф принес обед. Он передал его Вулфу, не удостоив Кимбру взглядом, однако подметил все, потому что не удержался от реплики:
— Она в твоей мантии.
— Это подарок.
— Новую сошьешь из тех шкур, что я проиграл в споре?
— Наверное.
— Дурак я был, когда поспорил, — буркнул Олаф. — Твоя всегда берет!
— Это был честный спор. Все сошло гладко, но могло и не сойти.
Кимбра слушала молча, однако, когда Олаф ушел, не выдержала:
— А что за спор?
— Олаф поспорил на десять горностаевых шкур, что я не смогу вот так просто войти в форт и забрать тебя. Он думал, нам придется идти на штурм.
Значит, они спорили на то, увенчается ли его гнусный трюк успехом! И конечно, злорадствовали, когда все получилось! Вспомнив ночные размышления, Кимбра не стала скрывать горечи:
— А тебе не кажется, что было бы честнее дать страже умереть в бою? Дать им хоть крохотный шанс защитить свои жизни?
С минуту Вулф смотрел на нее, как на помешанную.
— Крохотный шанс? Речь идет о воинах, призванных защищать чужие жизни, твою в том числе. Они должны уметь сражаться.
— И что же? Таких не грешно убивать? А ведь у них семьи, дети! Что теперь с ними будет?
Викинг залюбовался гневным румянцем на щеках Кимбры, яростным блеском ее глаз. Она была великолепна и по-прежнему слишком идеальна.
— Это всецело зависит от твоего дорогого братца, от того, решит ли он помиловать кормильцев.
— Что ты этим хочешь сказать? — спросила Кимбра на полтона ниже.