Медь Химеры
Шрифт:
— Он жив! Его нашли прячущимся около территории змеев! Он был едва жив! А сейчас его везут сюда!
Келвин и его отряд подождали немного. Кайан и Джон, которым больше, чем Келвину, не терпелось войти во дворец уже проделали половину пути до дверей. Келвин снова взглянул на улицу.
Скоро появились всадники, они везли тележку. Из клетки на тележке выглядывала грязная, оборванная, с ввалившимися глазами и большим носом, с обгоревшей и облупившейся кожей фигура короля. Какое облегчение, что его наконец удалось поймать!
Но когда тележка поравнялась с Келвином,
— Келвин! Джон! Кайан! Слава всем богам!
Келвин заморгал. У предполагаемого короля Рауфорта были грязные круглые уши. Но если это вовсе не был Рауфорт, и если не принимать во внимание уши — то тогда это был, должно быть, добрый король Рафарт из его родной страны!
Если только король не пытался обмануть его. Рауфорт был способен на все, чтобы спасти свою подлую шкуру.
— Джон, помнишь ли ты об этих днях в королевской темнице? Я и ты — вместе — помнишь?
Тележка прокатилась мимо них. Выкрики гневных, разъяренных и ликующих людей, которые служили под игом Рауфорта, проводившие ее, заглушили все, что еще пытался сказать им пленник. Король жалобно посмотрел на них, и Келвин снова удивился. Может ли быть, что это все же король Рафарт?
Он поспешил догнать своих.
— Отец, не думаешь ли ты?..
Но его отец с нетерпением смотрел на дворец. Келвин не был уверен в том, что Джон слышал, что кричал им пленник. Он не был вполне уверен, что и сам все расслышал правильно.
Был ли это король Рафарт? Невозможно, но нельзя и совсем отрицать это. Рафарт был остроухим и поэтому не мог воспользоваться транспортером. Но упоминание о темнице — знал ли об этом Рауфорт? Как Келвин мог быть в этом уверен?!
Остаток утра прошел так быстро и в такой суете, что у Келвина почти не осталось времени еще раз подумать о человеке в клетке. Все, о чем он мог думать, когда они в полдень вошли в огромный бальный зал, это о своем брате и о том, какова будет его реакция на происходящие события. Им сообщили о том, что невеста и жених войдут через противоположные двери, и о том, что сама королева проведет эту маленькую церемонию. В конце ритуала Жак должен надеть кольцо на палец Лонни, и королева объявит их мужем и женой. Вообразил ли то Келвин, или она действительно казалась печальной, когда объясняла, какую должна будет сыграть роль во всем этом? Может быть, он что-нибудь упустил?
Они все трое — Келвин, Кайан и Джон — пришли, чтобы присутствовать до самого конца церемонии. Их одели в жесткие, туго зашнурованные одежды, которые Келвин был бы только рад сбросить как можно быстрее. Позднее, пообещала им королева, они получат новую одежду для путешествий. Она была очень заботлива и стремилась помочь им осуществить их планы. Келвину приходилось только надеяться, что его отец не собирается остаться здесь и жениться на ней, хотя он знал, что с его стороны это эгоизм. Брак Джона с матерью Келвина был аннулирован много лет назад, а Хэл Хэклберри был хорошим человеком. Прошлое миновало и с этим браком было покончено.
Где-то зазвучала музыка. Она играла громко и,
Расположенные друг против друга двери открылись. Келвин немедленно переключил все свое внимание на лицо Кайана. Кайан не казался ни сердитым, ни разъяренным, он выглядел печальным, казалось, что его сердце разбито. Было очень жаль видеть кого-либо, а особенно своего брата, в таком состоянии.
Лонни и Жак шли навстречу друг другу, пока не встретились. Они взялись за руки и повернулись лицом к королеве. Публика смотрела на невесту и жениха сбоку, а сами невеста и жених не могли видеть своих непредвиденных гостей из другого измерения. Как и предписывал местный обычай, жених и невеста просто смотрели в лицо друг другу.
Жак был нарядно одет и чисто вымыт и выбрит, он был красив, несмотря на свой шрам, и казался много старше, чем Келвин думал раньше, он и впрямь принадлежал к поколению Джона. Почему-то он выглядел скорее мрачным чем счастливым, хотя, возможно, виной тому была только серьезность данного мероприятия. Келвин вспомнил о том, как сам мучился коликами в желудке, когда женился на Хелн, хотя именно об этом и мечтал.
Лонни была прекрасна, ее волосы венчали гирлянды цветов, а подвенечное платье подчеркивало линии тела, которое было прекрасно и привлекательно даже в самые худшие времена. Она тоже не улыбалась; может быть, она сохраняла спокойствие только усилием воли, поскольку в обычных условиях была очень жизнерадостной девушкой. Келвин вспомнил, что в свое время она пользовалась перчатками и, очевидно, хорошо столковалась с ними.
— Лонни Барк, — провозгласила королева, такая же серьезная, как и жених с невестой, — желаешь ли ты взять в мужья Жака Смайта, также известного как Ловкий Жак и Спаситель нашей Страны?
— Да, желаю, — тихим голосом ответила Лонни.
— А ты, Жак Смайт, известный также как Ловкий Жак и Спаситель нашей Страны, желаешь ли ты взять в жены Лонни Барк?
Жак, казалось, заколебался. Его глаза устремились в направлении наряженных по всем правилам сорвиголов, которые были вместе с ним во время его операций по краже змеиных шкур, и потом во время революции. Вероятно, у него были какие-то свои мысли. Он посмотрел на королеву, словно обращаясь к ней за помощью, но не нашел таковой.
— Да, — наконец произнес Жак, ясно и без запинки.
Жалость Келвина к своему брату все усиливалась. Казалось, девушка, которую он любил, и не самом деле собиралась выйти замуж за его друга. Не совершает ли он ошибку, не давая о себе знать? И какая же сложилась бы ситуация, если бы Кайан вырвался вперед и сообщил Лонни о своем присутствии и о своей любви прямо перед тем, как она должна была выйти замуж за другого мужчину?
Церемония еще не закончилась. Теперь королева обратилась к гостям, просто спросив у них: