Медичи

Мединг Оскар

– В соборе? – с ужасом вскричал Монтесекко. – В священном месте, перед алтарем?

– А разве это не священное дело, одобренное самим святым отцом?

Монтесекко мрачно покачал головой.

– Делайте, что хотите и что берете на свою ответственность… На меня не рассчитывайте. Во время завтрака я исполнил бы мой долг и позаботился бы, чтобы воля святого отца была выполнена в точности, но перед алтарем я не предприму ничего, оскорбляющего уважение к храму Божию.

Он вздохнул с облегчением, считая делом чести не выдавать свой разговор с графом

Джироламо, и был счастлив найти уважительную причину отказаться от всего этого замысла, особенно неприятного ему после личного знакомства с Лоренцо. Кроме того, нерешительность графа Джироламо ставила его во всех отношениях в совершенно ложное положение.

– Значит, вы отказываете в вашем содействии? – с угрозой спросил Франческо. – Отказываетесь повиноваться святому отцу?

– Да, я отказываюсь содействовать вам, – твердо и решительно заявил Монтесекко, – я уверен: если бы время позволило спросить святого отца, он запретил бы оскорблять церковь подобным деянием. Я советовал бы вам отказаться от вашего намерения. Отложите его до другого удобного случая и пошлите верного гонца в Имолу спросить мнение графа Джироламо, так как он лучше всех нас сумеет разъяснить волю папы. Я предупреждаю вас, что войско в собор не поведу, и даже если бы сам святой отец это приказал, я просил бы графа передать командование его армией другому. Кроме того, мое войско не готово, и я едва ли мог бы в нужную минуту занять город и подавить народное движение.

– Значит, вы потеряли время и не привели ваших солдат? – запальчиво вскричал Франческо.

– Нелегко вести вооруженных людей по чужим владениям, – холодно и свысока отвечал Монтесекко. – Если бы вы были солдатом, то рассуждали бы не так.

– В таком случае хватит и личной охраны кардинала, которая находится здесь, чтобы сопровождать его завтра в Монтуги. По крайней мере, надеюсь, мы можем рассчитывать на ваше молчание?

Монтесекко резко ответил:

– Я умел молчать и в более важных случаях и на подобные сомнения не привык отвечать.

– Простите, благородный капитан, – поспешил сказать Франческо с любезной улыбкой, – это не с тем намерением было сказано. Мне неприятны были ваши колебания, так как, по-моему, только решимость может обеспечить успех. Я обдумаю ваш совет, а может быть, и другие согласятся с вами.

Он протянул руку, которую капитан нехотя пожал, и вернулся к своим гостям, а Монтесекко удалился.

Кардинал тоже ушел в свои покои.

Франческо шепнул Бандини и Браччиолини, чтобы они ждали его с остальными в его комнате, и, проводив гостей, застал там всех заговорщиков.

– Ну, как обстоит дело? – спросил Наполеоне Франчези. – Монтесекко готов для подавления черни?

– На Монтесекко нам рассчитывать нельзя, – отвечал Франческо. – Он отказывается, содействовать нам в соборе, и советует все отложить.

– Ни за что! – вскричал Бандини. – Если это не будет сделано завтра, то не будет сделано никогда, а если Монтесекко намерен выдать нас, то надо оградить себя от него.

– Нет, нет, он не выдаст нас, –

вмешался Франческо, – а употреблять против него насилие опасно. Тут что-нибудь кроется, чего я понять не могу…

Бандини перебил его:

– Может быть, умный и хитрый граф Джироламо желает остаться в стороне, пока мы вытащим для него каштаны из огня? Я знаю этих любимчиков. Они хитры и трусливы и все одинаковы, потому что сами по себе не представляют ничего. Но это безразлично, откладывать нельзя, нужно действовать, во что бы то ни стало, иначе другого случая не представится никогда. Если власть будет в наших руках, тогда мы можем ставить условия не только графу Джироламо, но и самому папе. Обсудим еще раз все подробности завтрашнего дня, так как от этого зависит успех.

Жакопо Пацци не извещали. От него лишь требовалось призвать народ к освобождению, а в самом деле участия он не принимал по своей осторожной и несколько робкой натуре.

Залы опустели, огни погасли, и только через тяжелые занавеси из комнаты Франческо падал свет во двор. Тут заговорщики обсуждали свой грозный замысел, который должен был дать Флоренции другую власть и всей политике Италии – новое направление.

Монтесекко вернулся в гостиницу.

На звонок явился Луиджи Лодини и проводил капитана в боковой флигель, причем Монтесекко приказал ему тихонько отворять ворота солдатам, которые будут уходить в течение ночи поодиночке.

– Если ваши люди не будут сами шуметь, то ни один человек не догадается, что в моей гостинице не спят глубоким сном. О вашем молодом оруженосце я позаботился в лучшем виде, – добавил он с хитрой улыбкой. – Надеюсь, он остался мной доволен. Я и на улицу его провожал, так как ему было любопытно посмотреть на въезд кардинала.

– Отлично, отлично, благодарю вас. Такому молодому человеку лучше не ходить одному в толпе. Позаботьтесь, чтобы меня разбудили пораньше, мне надо проводить кардинала во дворец Медичи, так что у меня дел будет по горло.

Луиджи низко поклонился, но не удалился, а приник к двери, которую Монтесекко плотно закрыл за собой.

Клодина в своем мужском костюме, бледная и взволнованная, встретила его.

– Я с нетерпением ждала тебя, Баттиета, – сказала она, освобождаясь из его объятий. – У меня поразительная новость.

– Ты выходила, – прервал ее Монтесекко с ласковым упреком. – Знаешь, я не люблю, когда ты выходишь без меня или без надежных провожатых… Ну да, Луиджи был рядом, и с тобой ничего не могло случиться.

– Прости, – сказала Клодина, – я была одна, и мне так грустно стало без тебя… Захотелось посмотреть на весь этот блеск при въезде кардинала. И, наверное, это было наитие свыше. Я стояла в толпе, а рядом со мной стояла женщина, закутанная кружевом, в простом, но изящном костюме. Я не обращала на нее внимания, но когда подъехали Медичи, женщина повернулась к старухе, моей соседке, спрашивая о молодом всаднике. Это был Джулиано Медичи, как сказала старуха. Кружево соскользнуло с головы женщины, и я узнала мою сестру Фиоретту.