Медленный яд

Магдеева Гузель

– Спасибо за разрешение, - копирует мои интонации, пасуя слова. Сучка, - я хочу участвовать в том, как ты будешь искать этих людей.

– Это ещё зачем?

Даже желание вытурить ее из фирмы не перевесит тот факт, что она собирается таскаться вместе со мной. Совсем чокнулась, что ли?

– Я не смогу перепроверить то, что ты мне преподнесешь в качестве правды. Поэтому хочу контролировать.

– Не веришь, значит, - тяну слова, - может, потому что сама такая?

– Я не доверяю людям, потому что жизнь успела научить, - отрезает

девушка, сжимая губы. Она не видит себя, как надуваются ее ноздри от возмущения. Стоит, скрестив руки, вся закрывшаяся.

Так я тебе и поверил.

Единственное, ради чего ей все это нужно – подтасовать вовремя факты. Пусть считает меня идиотом, это даже забавно.

Она садится на край дивана, пока я делаю вид, что раздумываю с ответом. Под ногами Влади – шкура неизвестного зверя, и она не замечает, как по-кошачьи сжимает ее пальцами ног. Ногти, выкрашенные в лак светло-розового цвет, то появляются над шерстью, то глубоко зарываются внутрь. Так дико выглядит, но я зависаю. Так, пора идти, хорош. Произношу, наконец:

– Я тебя услышал, - и двигаюсь на выход. В ее светлой квартире, похожей на холостяцкую берлогу, слишком мало пространства, чтобы долго находиться с ней наедине.

Почти бесшумно следует за мной, чтобы посильнее захлопнуть дверь за спиной.

В дверях я оборачиваюсь назад, решая уколоть напоследок:

– И не обязательно было наряжаться, Влади. Иногда с мужчиной можно прийти к единому мнению без того, чтобы его соблазнить.

Глаза, глядящие на меня с ненавистью, вспыхивают, а я не успеваю вовремя отреагировать, когда ее рука летит вперёд, отвешивая мне пощёчину.

А вот дальше уже двигаюсь без тормозов, легко хватая ее за запястья и впечатывая в стенку. Сил не рассчитал, - Сашка морщится, когда она затылком бьётся об стену. Держу руки над ее головой, заглядывая в глаза:

– Что-то я не помню, чтобы мы о таком договаривались.

– Не надо было нарываться.

Делает вид, что не боится, только я по-собачьи чую ее страх. Он прячется в расширенных зрачках, в чуть подрагивающих руках. Запястья такие узкие, что я одной ладонью обхватываю оба.

Сашка без каблуков кажется совсем мелкой, и почему-то это удивляет.

– Отпусти, следы будут.

– А если я не хочу? – блять, что я несу? Хочу себе оплеуху дать, чтобы не лилось это дерьмо изо рта, но сказанного уже назад не воротишь.

– Весь день так не простоим. Руки устанут.

Мы так тесно прижаты друг к другу, а я и сам не пойму, в какой момент на нее почти лег. Смотрит снизу вверх, а потом делает непроизвольно то, что не следовало бы. Быстро проводит языком по губам, - тоже по-кошачьи. Я ловлю это движение, переводя взгляд на ее рот – карандаш слегка размазался, но выглядит это не неопрятно, наоборот.

Блядство, я сопляков столько лет мечтал о том, чтобы поцеловать ее, хоть один грёбаный раз, не считая дурацкой игры в бутылочку. По-настоящему, с языком, засовывая его так глубокого, чтобы башню срывало.

Отпустило меня резко, когда я узнал, что она с отцом Митьки встречается, ещё раньше, чем наши родители. Спалил их, целующимися в машине. Мне шестнадцать было, напился с горя, - дебил. Тогда было больно, потому что разрушились все фантазии, которыми я жил столько лет. Было противно, что она вот так вот – с мужиком, который отца моего старше, и ради чего все? Вот этой квартиры? Горстки бриллиантов, которые в сережках на ее ухе и на кольце?

Доверия после этого к бабам никакого, та же Алина – встречалась бы она со мной, если я ездил не на «Мерине», а на «чепырке»?

Хер с ней, с этой Алиной. Не о ней сейчас я думаю, а о том, что могу теперь сделать, что хотел. Подаюсь вперёд и целую Влади.

У нее на языке вкус зубной пасты, мятной, и мне нравится ощущать эту свежесть. Пухлые губы – упругие, она сжимает их жёстко, но я-то сильнее. Беру свое, слегка встряхивая ее за руки. Нехотя, но поддается, только в ответ не шевелится, как неживая.

Ладно, давай по-другому, Влади, ты этот поцелуй на всю, сука, жизнь заполнить должна.

Я начинаю действовать иначе, мягче, лаская ее губы, а не впиваясь в них. Отпуская руки, которые тут же оказываются на моей груди, пытаясь оттолкнуть.

Не слишком успешно. Двумя руками беру Сашку за лицо. В башке мыслей – ноль, в паху горит пожар, и она сто пудов чувствует, как я упираюсь членом в ее живот. Представляю, как завалил бы сейчас ее в комнате, хоть на той шкуре, хоть на диване, хоть на комоде, и понимаю – ещё чуть-чуть, и так и будет. Особенно, когда она начинает отвечать. Если бы мы так целовались в мои четырнадцать, я бы кончил прямо в трусы, не вынимая даже.

С таким трудом, пока не поздно, отлипаю от нее. Вот теперь карандаш и вправду размазан по всему лицу, взгляд дикий, ещё чуть-чуть и по стеночке вниз сползёт. Охреневаю от того, что натворил.

– Считай, что это был аванс, - выдавливаю какую-то тупость, лишь бы не молчать.

– Не рассчитывай, я с тобой спать не буду.

– Ещё бы, - я опять злюсь, на себя, на нее, на все дерьмо, что творится в нашей жизни, - мне же не полтинник ещё.

И пока она не кинула в меня чем-то тяжёлым, закрываю за собой дверь, оказываясь на лестничной площадке. Ну ты, Дуб, и волшебный единорог, на что подписался? Сам ещё не знаю, только вдвоем с ней нам везде будет тесно.

Глава 24. Александра

В детстве Лиза недоглядела за мной: я засунула в розетку шуруп и меня ударило током.

Не очень сильно, но было больно и страшно. Я до сих пор помню то ощущение в теле, - точно оно больше не мое. Сестра перепугалась тогда намного больше, чем я: по шее попало бы ей, случись со мной что серьёзное, хотя она и сама, в сущности, была ребенком. Лиза развлекала меня весь вечер, как умела, просила не рассказывать родителям, а я и не могла. Отходила долго, чувствуя себя очень странно.