Медная пуговица
Шрифт:
Я сунул конверт в карман, спустился во двор, вывел на улицу машину и помчался в гестапо.
В комендатуре гестапо я был известен – время от времени господин Эдингер приглашал меня для назидательных бесед, – и, хотя в гестапо меня называли господином Берзинем, все, по-моему, знали, что на самом деле я Дэвис Блейк.
– К господину обергруппенфюреру? – любезно обратился ко мне дежурный офицер.
– На этот раз нет, – сказал я. – Мне нужен господин Гашке.
– А что у вас за дела к Гашке? – спросил
– Мне нужно совершить с ним некоторые обменные операции, – сказал я и рассыпал на барьере, за которым сидели сотрудники комендатуры, принесенные карточки.
Они вызвали целое ликование! От официального тона не осталось и следа.
– Обер Гашке любит такие штучки! – воскликнул офицер. – Сейчас его вызовут, господин Берзинь!
Он позвонил по телефону и попросил как можно скорее прислать Гашке.
Пронин не замедлил появиться. Он шел с недовольным лицом, сдержанный, строгий. Он точно не заметил меня.
– В чем дело? – спросил он дежурного офицера.
– Этот господин спрашивает вас, Гашке, – сказал офицер, ухмыляясь и указывая на меня. – У него к вам коммерческое дельце.
Пронин с невозмутимым видом приблизился ко мне.
– Что за дело?
– Видите ли… – пролепетал я, – я слышал, что у вас есть несколько книжек, приобретенных у здешних букинистов, определенного содержания. Если бы вы могли со мной поменяться…
И я с трогательной непосредственностью рассыпал перед ним свои картинки.
– О! – сказал Пронин с оживлением. – Где вы это достали?
С видом знатока он стал их рассматривать.
– Что же вы хотите за свою коллекцию? – деловито спросил он.
– Я слыхал, что у вас есть несколько французских книжек, – сказал я. – Если бы мы могли обменяться…
– Пожалуй, я бы на это пошел, – задумчиво сказал Пронин. – Сегодня вечером, после службы…
– Нет, мне нужны эти книжки именно сейчас, – настаивал я. – Я обещал достать их к одиннадцати.
– Какой это барышне вы хотите дать урок, господин Берзинь? – заметил кто-то из присутствующих. – Хотел бы я на нее взглянуть!
– А вы отлучитесь, Гашке, – посоветовал дежурный офицер. – Господин Берзинь на машине, вы слетаете с ним за полчаса, жалко упустить такой случай…
Пронин колебался.
– Если книжки мне подойдут, – добавил я, соблазняя Гашке, – я добавлю к карточкам несколько бутылок французского коньяка.
– Валяйте, Гашке! – сказал офицер. – Вечером вы нас угостите, я давно не пил французского коньяка.
Тогда Пронин как будто решился.
– Ладно, – сказал он. – Поедем. Я живу в общежитии гестапо.
Под общее одобрение мы покинули комендатуру и вышли на улицу.
Но Пронин заговорил со мной только тогда, когда мы очутились в машине и тронулись с места.
– Я бы сказал, вы довольно смело действуете, майор Макаров, – не слишком одобрительно заметил он. – Что там у вас стряслось?
– В Риге находится кто-то из генералов заокеанской разведки, – объяснил я, полагая, что удивлю Пронина. – Я только что от него.
Но Пронина, кажется, нельзя было удивить ничем.
– Догадываюсь, – коротко отозвался он. – Сегодня у нас в гестапо черный день. Все в Риге говорят о приезде видного промышленника из Южной Америки. Эдингер, конечно, осведомлен, кто это такой, и пребывает в большом миноре. Во-первых, в этом деле обошлись без него, а во-вторых, дали, вероятно, понять, чтобы он вообще не совал своего носа. Тут действуют фюреры покрупнее и посильнее Эдингера. Поэтому громы и молнии в данном случае он может метать только против своих подчиненных. Сам я, разумеется, не знал точно, кто прибыл, но можно было предположить…
– Нет, он говорил вполне откровенно, – объяснил я. – Генерал Тейлор.
Мы неторопливо двигались по городу.
– Ну а чего он хочет от вас? – насмешливо спросил Пронин. – Вербует в американскую разведку?
– Конечно, – отозвался я. – Хочет послать обратно в Россию и обещает мне там высокий пост.
– Нет-нет! – решительно сказал Пронин. – Вы еще нужны здесь. Соглашайтесь на все, но скажите, что на какое-то время задержитесь. Намекните на привязанность к Янковской…
Он попросил меня подробно изложить разговор с Тейлором, и тут выяснилось, что рассказывать мне почти нечего.
– Он больше занимался философией, – объяснил я. – Наподобие бальзаковского Гобсека поэтизировал власть денег, а практически… – Я пожал плечами. – Практически ничего.
Пронин усмехнулся.
– Что ж, он может позволить себе такую роскошь, у него найдется кому заняться техникой. Понимает, что новичков нужно идейно подковать. Но учтите, философия философией, а палец в рот ему не клади…
Мы доехали до общежития, Пронин скрылся на несколько минут в здании, вышел с книжками, бросил их на сиденье – ни он, ни я на них даже не взглянули, – и я повернул обратно.
– Кажется, все ясно, – произнес Пронин. – Соглашайтесь. Но Ригу пока что вы покинуть не можете. Скажите, что вам нужно собрать здесь ценную информацию, сочините что-нибудь…
Все это было ясно и мне самому, и я огорчился, что напрасно потревожил Пронина.
– Выходит, беспокоил вас зря, – заметил я. – До всего того, что вы сказали, мне следовало додуматься самостоятельно.
– Вы ошибаетесь, – ответил Пронин. – О таких вещах обязательно надо докладывать, я мог бы и не знать о приезде этого господина, а это очень важно. В нашей работе нельзя пренебрегать ничем. Этот случай надо использовать возможно лучше. Не исключено, что при втором посещении вы услышите что-нибудь конкретное…