Медсестра для бывшего. Ты меня (не) вспомнишь
Шрифт:
На автомате прохожу в тёмную захламлённую прихожую, плюхаюсь на какой-то стул.
– Воды тебе принести, может, иль врача вызвать?
– Воды, если можно, – выдавливаю из себя.
Боль постепенно успокаивается. Жадно делаю несколько глотков из поданного стакана.
– Ну чего, получшело, что ль? Да с чего тебя так прижало-то? – сердобольно спрашивает женщина.
– Марья Гавриловна, – поднимаю на неё глаза. – А я к вам ведь пришёл.
– Ну надо же, – на меня кидают подозрительный взгляд. – И чего тебе от меня понадобилось?
– Я… память
– Да ты что?! – в голосе такое любопытство, что я понимаю – угадал.
Это же какой шикарный повод сначала пересказать все сплетни мне, а потом обсудить уже меня с такими же дряхлыми, как она, старушками, регулярно сидящими на лавочке возле подъезда.
– Да, вот так вот, – развожу руками. – Вспоминал, кто может мне помочь, и сразу о вас подумал. Поможете мне, Марья Гавриловна?
– Ох ти-и! – тянет старушка. – Да конечно помогу, милый, как не помочь-то! Только я тут в магазин собиралась вот, а то хлеба дома нету…
– Давайте я схожу, – поднимаюсь со стула.
– Сходи, милый, сходи, ох и выручишь меня, старую, – довольно приговаривает Марья Гавриловна. – А я покудось чайник поставлю.
Спустя полчаса довольная женщина разбирает принесённые мной пакеты, ворча, что я уж слишком потратился – накупил и красной рыбы, и колбасы с сыром, и торт к чаю. Но вижу – довольна. Это самое главное. С трудом сдерживаю нетерпение, пока мне заваривают и наливают чай.
– Марья Гавриловна, – обращаюсь к севшей наконец напротив меня старушке, – вы можете рассказать что-нибудь… обо мне? Вы упоминали какую-то Динку…
– Ох, ну надо ж, – она качает головой. – Это сколько ты забыл?!
– Я и сам не знаю, сколько, – говорю расстроенно.
– Ну хорошо, – старушка растерянно жуёт губами, задумывается. – Странно, что Динку ты не помнишь. Она с матерью тут жила, в соседней с моей квартире. Мать у неё ух красавица была, да и Динка тоже – в детстве воробышек воробышком, а потом расцвела. У меня вот подружка юности такая же…
– Почему была? – тороплюсь вернуть её к тому, что мне интересно, а то разговор уйдёт в какие-нибудь дебри.
– Кто была?
– Ну, вы сказали, мать у неё красавица была.
– А-а, дак сгорела у ней мать-то, – словоохотливо продолжает Марья Гавриловна. – Аккурат лет семь назад, как вот твоя мать квартиру продала.
– В каком смысле сгорела? – мне становится не по себе.
– Дак она ж пекарь была, на хлебозаводе работала, вот и случилось там чего-то, несчастный случай какой-то. Лицо у ней тоже обгорело. Но хоть жива осталась. А дальше я уж не знаю, они, как это всё случилось, квартиру быстро продали.
– А… Дина? – голова у меня идёт кругом, концы с концами не сходятся. – Вы сказали, «твоя Динка», почему моя?
– Дак любовь вы с ней крутили, – хитро смотрит на меня старушка. – Весь подъезд судачил, думали уж, свадьба будет. А потом ты пропал, как не было, мать твоя квартиру тут же продала, Динка сначала одна осталась, а потом уехала.
– Почему думали, что будет свадьба? – выговариваю непослушными губами.
– Ох, Володенька, видел бы ты вас со стороны тогда, – мечтательно вздыхает Марья Гавриловна. – Динка счастливая, что твоя птичка щебетала, только и знай металась со своего этажа на твой, со службы тебя ждала, в магазине вкусненькое всякое покупала, готовила. Алевтина Анатольна, царствие ей небесное, помнишь, может, её, тоже с четвёртого этажа, всё смеялась, что запахи у тебя из квартиры – ну прям ресторан.
– А Дина, она… какая она… была? – поднимаю взгляд на женщину, вспомнив, что мать говорила о девушке, грубо встретившей её тогда.
– Да как какая, обычная, – пожимает плечами Марья Гавриловна. – Красивая девчоночка, умненькая. Мать её гордилась очень, когда она в колледж медицинский поступила. Я тоже помню, порадовалась тогда – это ж как хорошо, когда среди соседей есть к кому обратиться, хоть укол поставить, хоть давление померить. А Динка всегда вежливая, отзывчивая была, и поможет, если что нужно, и в магазин сбегает. Хорошая девочка, не чета нынешним свиристелкам, – вздыхает женщина, некоторое время молчит, а потом сдержанно говорит:
– Ты уж прости меня, старую, я ж не знала, что с памятью у тебя так приключилось. Но врать не буду – все мы, как она из больницы вернулась, решили, что подло ты с ней тогда поступил.
– Из какой больницы, господи? – опять сжимаю голову руками, не от боли, а от того, что мысли, как тараканы, разбегаются в разные стороны.
– Мать её в больницу попала, – продолжает Марья Гавриловна, – и одновременно с ней Динка. Сама знаю, у меня их запасные ключи были. Позвонила она мне тогда, голос мёртвый, попросила документы её забрать и привезти ей. Неделю пролежала, а как вернулась – не Динка это уже была, – сокрушённо качает головой. – Видно плохо ей стало из-за матери. Алевтина тогда, правда, говорила, что беременная она.
– Что?!
– Да-а, – женщина торжественно кивает пару раз. – Алевтина, царствие ей небесное, рассказывала, что видела твою мать с Динкой. Шумели в подъезде, грузчики из твоей квартиры вещи выносили, освобождали видно для новых жильцов, ну она и дверь открыла, попросить, чтоб потише вели себя, вот и увидела. Мать твоя развернулась и ушла сразу, а Динка как села на ступеньки, так и сидела. Алевтина к ней подошла, помочь хотела. Вот и увидела, что деньги у неё были в руке, да палочка эта новомодная – во всех сериалах знаешь, показывают, дескать, полоски там появляются.
Марья Гавриловна вздыхает, а я чувствую, как к горлу поднимается тошнота.
– Но только тут я утверждать не берусь, чего не знаю – того не знаю, это только с Алевтининых слов. Ну а потом Динка квартиру продала и уехала, мне сказала, деньги нужны матери на операцию. Если и был ребёночек, я уж не в курсе.
Голова у меня разрывается на части. Нет… Нет, не может этого быть…
Глава 16
Надя
Время уже переваливает за шесть вечера, мне нужно ехать домой – завтра дежурство, а Володи до сих пор нет.